Зачем смерть давала шанс

Садовский Николай

Оставим на короткое время наших героев, и дадим короткую характеристику этому кровожадному монстру, убитому Антоном.

Толстое его туловище было похоже на динозавра, а голова и хвост, как у огромной змеи. Хвост его был длинным и покрыт крупной чешуей, похожей на рыбью, при этом очень жесткой. Когда Ирунчи сгибал хвост, чешуя издавала такой скрипящий звук, напоминавший трение камней друг о друга. И поэтому, наверное, интуитивно зверь во время охоты ровно тащил его за собой, чтобы скрипом не вспугнуть свою жертву. Все остальное туловище и часть длинной шеи было покрыто твердым наростом, создавая зверю защитный панцирь и делая его практически неуязвимым, за исключением небольшой части живота, которую охотники не могли достать, так как живот касался земли, и достать его было невозможно.

Зверь

никогда не ложился на бок. Короткие кошачьи лапы не давали ему возможности лечь на бок, а тем более потом встать на них. На концах лап были по пять двадцатисантиметровых когтей, изогнутых и очень острых. Лапы хоть и были похожи на кошачьи, но с небольшим отличием. Все звери кошачьей породы прячут когти внутрь лап и выпускают их во время охоты или драки. А у Ирунчи они были выпущены всегда. Удлиненная прямоугольная голова животного покоилась на длинной толстой шее, которая при необходимости еще и удлинялась в три раза, если жертва попадалась большего размера. Но было еще одно уязвимое место. Это небольшой участок шеи у самого основания головы, которое зверь всегда прикрывал раскрывающимся как у кобры капюшоном, покрытым прочным наростом. Но слабость зверя была в том, что во время возбуждения и охоты капюшон непроизвольно открывался, делая зверя слегка уязвимым. Добавим к этому то, что у него было не так уж много врагов, с которыми он мог бы сразиться на равных, а более слабых он повергал в ужас и ступор не только своей уродливостью и размерами, но и своим длинным, раздваивающимся как у змеи, языком, постоянно находящимся в движении. Жертва, увидев этот язык, уже не могла оторвать от него взгляда. И становилась легкой добычей для монстра.

Но вернемся к нашим героям.

– Как ты его убил, в то время я так и не понял. Да и не до него было в тот момент. Нужно было быстро заняться тобой.

– Да все было, по-моему, довольно просто, – сказал Антон. – видимо, мой выстрел был точным, и пуля, попав в основание черепа и пробив мягкую ткань под нижней челюстью, вошла внутрь черепа, а полукруглая и довольно твердая пуля, срикошетив внутри черепа, перемешала весь его мозг, поэтому зверь мгновенно умер, а ты так и не обнаружил на нем ран.

– Может, ты и прав, не буду ничего утверждать, я к нему больше не подходил.

– А что стало с этим зверем дальше? – спросила Зуре.

– Позже селяне разрубили его на части и вывезли. Сбросили в заброшенную шахту, в которую они скидывают весь мусор, чтобы не отравлять гниющим запахом всю округу.

– Да черт с ним с этим зверем. Ты лучше рассказывай дальше, что было со мной, – сказал Антон.

– А с тобой дела обстояли гораздо хуже. Ты лежал на земле, похожий на кусок мяса, издававший глухой стон. Для меня, да и для тебя, наверное, хорошо было то, что ты лежал на животе, это дало мне возможность осмотреть тебя, не переворачивая. Ощупав и осмотрев внимательно голову, я не нашел явных повреждений. Это меня вдохновило. Я быстро разрезал одежду на спине и внимательным образом ощупал позвоночник, он был цел. Кроме ссадин я ничего не заметил. Тогда я аккуратно разрезал остальную одежду. Кости ног были сломаны во многих местах, с помощью добровольных помощников я постарался вправить на место сдвинутые кости и, обработав мазью ссадины и царапины, наложил шины, вырезанные из молодого бамбука. За это время молодые ребята из того же бамбука сделали длинные носилки, положив их рядом с тобой, мы аккуратно перевернули тебя спиной на носилки. Ты громко продолжал стонать. Это вселяло в меня надежду. Осмотрев руки, я обнаружил только один вывих левой кисти. Попросив подержать тебя за локоть, я рывком вправил сустав, и наложил тугую повязку. Все было бы хорошо, если бы не твоя грудь.

– А что с ней было не так? – спросил Антон.

– Да все было не так, – огорченно сказал старик. – С этого все и началось. Мы ведь тебя потом чуть не похоронили.

– Как, чуть не похоронили? Я что умер, а потом возродился вновь что ли?

– Да так и было. Я даже сам поверил в твою смерть, не говоря уже о других.

– Но что же случилось со мной?

– Когда я осмотрел твою грудь, то увидел, что не только сломаны ребра, но крестец самой грудной клетки так же сломан и впал внутрь груди. Ты сам понимаешь, чем это грозило тебе. Не выдержав

удара, крестец сломался и придавил край легких и слегка повредил их. Я заметил у тебя на губах немного крови смешанной с пеной. А это, как ты знаешь, первый признак ранения легкого. К тому же у тебя было затруднено дыхание. Нужно было что-то быстро делать, потому что в таком положении ты был уже не жилец. Тогда мы приготовили два куска толстой коры того дерева, об которое ты ударился. Эти куски коры точно повторили изгиб твоего тела. Приладив их с двух сторон, у нас получилось что-то вроде корсета, и по моему сигналу мы с моим помощником одновременно нажали с двух сторон на бока, ты, конечно, скорее всего, получил еще какие-то повреждения от сломанных ребер, но все-таки грудная клетка приподнялась и приняла правильные очертания. После таких процедур, которые с натяжкой можно назвать хирургическими, ты еще сильнее застонал, затем глубоко вздохнул и тихо выдохнул. Весь ты как-то обмяк, голова повернулась в сторону, ты перестал дышать. Припав ухом к твоей груди, я долго прислушивался, но ударов сердца не услышал. Мы тогда решили, что ты умер.

– А как же я оказался живой?

– Ну, это совсем другая история. Может ее расскажет Лола?

Лола покраснела, закачала головой и смущенно отвернулась. Зуре обняла свою юную золовку, прижала ее голову к своей груди, чтобы та могла скрыть свое смущение.

Дедушка хотел сказать что-то еще, но, встретив суровый взгляд внучки, споткнулся на полуслове. Отвернувшись от них, он спросил:

– Тебе все рассказывать?

– А ты думаешь, что я удовлетворюсь только половиной?

– Ну, как знаешь, я не хотел тебя расстраивать, ты еще не достаточно окреп для таких разговоров.

– Ты не заговаривай мне зубы. Я ведь болен телом, а не душой.

– Как прикажешь, мой друг.

– Вот и не томи, а продолжай.

Посидев в задумчивости несколько секунд, старик нехотя стал продолжать.

– Несли тебя от самого леса на руках, ведь во всей округе ты пользуешься огромным уважением, и люди решили в знак уважения отдать последние почести умершему. Мы же считали тебя погибшим. Чтобы не трясти тебя на телеге, решили нести носилки на руках. Когда мы дошли до твоего дома и вошли во двор, первой встретили твою старшую сноху Роше.

Увидев такую похоронную процессию, она издала жуткий крик. Я такого за всю свою жизнь не слышал. На ее крик стали сбегаться все обитатели дома. Мужчины задавали какие-то вопросы, а женщины плакали и причитали. Ты можешь представить, что стало твориться во дворе.

– Не знаю, не могу представить. Я ведь не мог видеть свои похороны.

– Да ты еще и шутишь? – воскликнул Кари.

– А что мне остается делать в таком положении, – ответил ему Антон.

– А вот нам тогда было не до шуток, – с укоризной заметил старик.

– Извини меня, друг, хотел тебя подбодрить, а получилось как-то неудачно. Еще раз извини меня.

– Ладно, чего уж тут, – проворчал, тронутый вниманием, Кари.

– Продолжай, – попросил Антон.

– Когда через какое-то время страсти немножко улеглись, стали советоваться, когда, где и как хоронить. Но не тут-то было. Услышав это твоя Лола устроила нам истерику с криками и кулаками. Она, как раненая тигрица, защищающая свое потомство, бросилась на нас, уверяя всех, что ее отец жив и умереть не может. Что она не позволит его хоронить, а сама станет лечить, и никому не позволит близко подойти к тебе. Видя такое яростное сопротивление и боясь потерять не только мужа, но и дочь, Юна приняла решение отнести тебя в эту комнату, положить на кровать, а к похоронам готовиться через три дня, дав, таким образом, дочери время успокоиться и осознать безысходность ее поведения, и принять как должное, что отца больше нет.

Старик замолчал, молчали и все присутствующие, осмысливая услышанное ими.

Через минуту Антон спросил:

– Тебе неприятно об этом вспоминать? Тебя что-то гнетет?

– Да, – грустно ответил старик. – Я испытываю чувство вины перед тобой.

– Это за что же?

– Да за то, что сразу не поверил твоей дочери, да и самому себе, имея такой опыт врачевания. Я не смогу никогда простить себя за то, что не отличил живое тело от мертвого, не дал себе возможности усомниться в правильности поставленного мною диагноза.