Зачем снятся сны
Шрифт:
Та на мгновение замерла в нерешительности, потом, чуть отодвинув лекаря, опустилась на колени у кресла. Джулия все еще оставалась без сознания.
– Это чума, Магда. Ты можешь заразиться.
– Ну и черт с ней, с чумой вашей. Стара я уже бояться, – зло огрызнулась она.
– Ну, что же. Посмотрим, что мы сможем для нее сделать. Неси тогда нашу девочку в мой кабинет на диван.
Магда поставила кружку на пол, подхватила Джулию и устремилась в кабинет. Николаи пошел следом. На душе было тревожно. Шансов в этот раз спасти девочку от смерти, как получилось у него много
Дверь в кабинет директора была чуть приоткрыта. Оттуда слышались голоса. Тани, молодой курносой девчонки, секретаря директора школы, в приемной не было. Петрашов, осторожно ступая, подошел к двери вплотную и прислушался.
– Юлия Александровна, вы меня поймите, никто Вас не увольняет. Но войдите в мое положение. На меня там, наверху, уже косо смотрят, мол, пригрел в школе жену врага народа.
– Но, Юрий Юрьевич, ну какой мой Саша враг народа? Вы же хорошо его знаете. Я уверена, скоро все разъяснится, и его отпустят.
– Конечно, конечно, разъяснится. Конечно, отпустят, Александр Семенович уважаемый человек, в Испании воевал, орденоносец. Но понимаете…
Николай услышал, как директор закашлялся.
– Понимаете. На меня начальство начинает давить. Не напрямую, а так, исподволь. Интересуется, как у вас отношения с коллегами, учениками, что я намерен с вами делать. Это неспроста. Мне бы не хотелось… Войдите в мое положение.
– Юрий Юрьевич, я Вас понимаю. Но…
– Вот и хорошо. Напишите заявление по собственному желанию. А когда Александр Семенович вернется, милости прошу, возвращайтесь обратно.
– Заявление?… Все-таки увольнение… что же мне тогда делать… Я педагог. Я больше ничего не умею, только учить детей, – растерянным голосом произнесла Юлия Александровна.
На некоторое время в кабинете воцарилось молчание. Потом директор вновь закашлялся.
– Юлия Александровна, Юля, Вы знаете, как я к Вам отношусь. Уже давно…, чего греха таить, Вы мне нравитесь. Я бы мог, наверно, встать на вашу защиту перед вышестоящими органами, если бы Вы…, – голос директора приобрел елейные мурлыкающие нотки. – Скажем так, при определенных условиях.
– Что вы имеете в виду? При каких таких условиях?
– Ну вы же взрослая девочка, должны понимать.
В следующий момент в кабинете возникла какая-то кутерьма, потом грохот падающих вещей, громкий шлепок, и раздался визгливый голос директора.
– Дура! Я к Вам со всей душой.
– Спасибо. Мне не нужна Ваша душонка, ни вся, ни частями. Вы, Юрий Юрьевич, подлец, – резко ответила Юлия, и Петрашов услышал ее решительные шаги, приближающиеся к двери.
Бежать было некуда, и он прижался к стене. Дверь распахнулась, и из нее вышла Юлия. Ни секунды не задумываясь, она присела за секретарский стол, что-то быстро написала на лежащем там чистом листе.
– Заявление на столе. Можете не волноваться. Никто на Вас, как Вы выражаетесь, из-за меня больше давить не будет, – громко сказала она и быстро вышла в коридор.
– Вот дура, – из кабинета, приглаживая на
Левая щека его горела багрянцем. Почувствовав, что не один в приемной, директор оглянулся. Прижавшись спиной к стене, у двери стоял Николай.
– Петрашов, ты? Ты что здесь делаешь? А ну-ка марш в класс.
Николай никак на его слова не отреагировал. Он стоял и смотрел на Юрия Юрьевича. В глазах его смешалась ненависть и презрение.
– Я кому сказал, марш в класс!
Петрашов сжал пальцы в кулак и подошел к нему вплотную.
– А Вы подонок, Юрий Юрьевич. Подонок!
– Что ты себе позволяешь, – отшатнувшись, выкрикнул директор.
– Подонок, – повторил Николай.
Он медленно пошел вон из приемной.
– Завтра чтобы без отца в школе не появлялся, – ударили ему в спину слова директора, перед тем, как он вышел в коридор. Но ему на это было наплевать.
Утро наступило быстро, словно его ветерком нагнало. Темнота, затушив звезды, уступила место цвету серому. Вскоре небо на востоке зарозовело. Разгораясь, рассвет раскрасил его в алое, и вот уже восходящее солнце плеснуло своими первыми лучами на ровную, почти зеркальную гладь моря, которые живыми, едва дрожащими и почти ровными линиями убегали к горизонту.
Юлька спала, свернувшись клубочком, обхватив руками колени. На небольшом полотенце – укрытая курткой Петра. Он хотел было ее разбудить, вместе встретить восход, но передумал – заснула-то далеко за полночь, и до первой электрички еще оставалось немало времени.
Они приехали в Светлогорск вчера, ближе к вечеру. Петр с трудом оторвал ее от компьютера, учебников и конспектов – когда он заехал к ней, Юлька усердно готовилась к предстоящему экзамену, долго не соглашалась, и, наверно, никуда не поехала, если бы не ее мама, Валерия Викторовна.
– Доча, Петруша, – она впервые за тот месяц, что Юлька их познакомила, назвала его так, и Петру это было отчего-то приятно, – тебе просто необходимо немного отдохнуть. Погулять, подышать свежим воздухом. Ты уже несколько дней, не поднимая головы, занимаешься. Доведешь себя до обморока. Удивляюсь, как поесть еще не забываешь. – Она улыбнулась, ласково глянув на дочь.
– Ну, хорошо, уговорили, – согласилась Юлька, и попросила Петра. – Только давай поедем электричкой, не на машине. Пожалуйста. Так хочется поворошить память, те ощущения, что возникали от поездки на море в детстве.
– Договорились, – согласился он.
Когда они уходили, Валерия Викторовна сунула ему в руки небольшой рюкзак.
– Держи, Петруша, пригодится.
Они, конечно, поехали электричкой. Долго гуляли по пляжу, лавируя в массе отдыхающих. Люди загорали, играли в волейбол, купались, а они просто шли вдоль линии прибоя и беззаботно болтали о разных разностях, не выбирая тем. Под ногами скрипел песок, волны с тихим шепотом накатывали на берег, и Петр с Юлькой даже не заметили, как на горизонте появился поселок Отрадное. Они прошли и его, остановившись только тогда, когда неожиданно для себя заметили, что вокруг стало темнеть, и солнце уже наполовину утонуло в Балтике.