Зачем тебе ведьма, ведьмак?

Яр Елена

Прищурился. Не понравилась от нечисти такая прозорливость.

– А ты тоже коробочка с секретами, бабуля. Только за ворота тебя вытащил, так сразу почуял, как хвост прицепился. Питает тебя домик твой? И как надолго его хватит? Ещё вёрст на пять?

Молчу.

– То, что полог накинула, это, конечно, моя ошибка. Дал тебе секунду осознать, что проиграла, а ты шустрая оказалась. Амулеты я все снял, деактивировал. – Он замолчал, словно раздумывал над чем-то. – А вот что такое маячит у тебя на сердце, не могу понять?

Мерзкий

червячок страха заскрёбся где-то внутри. Силён ведьмак, раз почувствовал главную мою защиту. Пока никому ещё не удавалось её даже заметить, не то что свойства понять. Но виду подавать не буду.

– На сердце у меня грусть-тоска-кручинушка. – Косить по дурочку я умею мастерски, лишь бы поверил.

– Да я не об этом. Что за штучка у тебя за рёбрами висит, никак не разберу. Именно она не даёт тебя развоплотить, верно? Вещица явно знакомая, даже раздражает, что понять не могу.

Ну и славно, пусть так и остаётся. Не может ведьмак узнать, что меня защищает – тем лучше. А уж с его раздражением я как-нибудь справлюсь. Вслух же сказала другое:

– Патовая ситуация, дружок. Убить меня ты не можешь. Тащить дальше – только силы терять. Я бездействовать даже под твоими чарами не буду. Настанет день – и ты ошибёшься, а я этим воспользуюсь. Что делать будем? Может, разойдёмся на все четыре стороны? Так сказать, в равной степени недовольные друг другом.

Теперь пришёл его черёд молчать. Можно понять – позорно ведьмаку нечисть живой отпускать. Но и в моих словах истина: все рано или поздно ошибку делают. Правда, Арина?

– Могу в честь мордашки твоей смазливой ещё и желание одно накинуть. Добрая я сегодня да на мальчишек красивых падкая, – яду в голосе – отравиться можно, каюсь, не сдержалась.

– И что же у тебя есть такого, что мне может понадобиться?

– В Навь могу проводить. И что важно – назад вернуть.

Не хотелось бы, конечно, в Навь. Я там такая же чужая, как и здесь. Но ведьмаку об этом знать необязательно.

– Ну и попрактичнее могу вещи предложить. Клубочек там поисковый. Водицы живой али мёртвой. А если в домик мой вернёмся, всё чин по чину, накормлю-напою-спать уложу.

Я захихикала как можно более гадко. И это сработало, ведьмак передёрнулся от брезгливости. Молодца, Арина, так держать.

Молчал он долго, я стала подозревать: уже реально состарюсь, пока дождусь. Думал. Видно, что-то ему от меня всё же нужно, и потребность эта велика.

– Если ты… – тяжело ему давались слова, прямо ломал себя, нечисти сделку предлагая. – Я позволю тебе уйти живой, если ты поможешь мне в одном деле. Мне нужно достать… вещь, которую извлечь может только навь.

– У меня два вопроса. Где это и что это?

– На первый вопрос ответ – неделя пути. На второй – перо феникса.

Я прыснула и заржала от души.

– Ты что, болезный совсем? Перо феникса. А что же не смерть Кащеева?

– Собственно, я твоего мнения не спрашиваю, карга старая. Я спрашиваю, вступаешь

ли ты со мной в договор? Потому что, если нет – буду вскрывать твою защиту прямо здесь и сейчас. Во всяком случае, начну. Просто так уйти не позволю. Отпущу тебя только при условии, что ты исполнишь условия нашего соглашения.

– А если пера не существует? Или ты его не найдёшь? Я что, за тобой таскаться буду, как верный пёс, пока не помру от старости? Уж лучше здесь кости сложить.

– Справедливо. Мы оговорим время действия договора. Например, месяц. Это с запасом. Он закончится либо в момент обретения мною пера феникса, либо по истечении месяца с момента скрепления.

Теперь я надолго замолчала. Мне это ужасно не нравилось. Пахло жуткими неприятностями, если честно. И как же тебя, Ариша, угораздило в такой переплёт встрять? И всё ведь твоя самоуверенность неуёмная. Сидела бы сейчас дома, пироги трескала, кошку за ухом чесала…

– Патовая ситуация, бабушка, – с издёвкой вернул мне мои слова ведьмак. – Придётся соглашаться.

***

Я сидела на лошади, а ведьмак топал рядом. Полагаю, он не слишком был доволен таким раскладом. Сначала он развязал путы на ногах и хотел отправить пехом меня, но я изобразила крайнюю степень ревматизма. Вот-вот рассыплюсь в пыль, и останется ведьмак без так нужной ему навьей помощи и поддержки. Не сказать чтобы он особенно проникся. Но я шла так медленно, что шанс дойти за весь месяц хотя бы до гор превращался в нечто мифическое.

Выругался себе под нос и слез с лошади. Бросил короткое «садись», но руки не развязал.

Я поупражнялась в залезании в седло – помогать он, разумеется, не стал. В конце концов, надоело изображать бледную немочь, я забралась и уселась. Он взял коня под уздцы, повёл. Так и ехали.

Он преимущественно молчал. Может, в принципе неразговорчивый, а может, со мной не хотел. Подумаешь, гордый какой. Не хочет во мне человека видеть, ему проще, чтобы я мерзкой нежитью оставалась. Хотя, конечно, видок у меня жуткий. Я ж не знала, что мне с добрым молодцем в поход отправляться, собралась бы получше. Не такая бы старая стала. В своём бы облике не поехала, конечно, незачем ему знать, кто я на самом деле. Молодой ведьме он бы не предложил сотрудничать: в силы не поверил или просто испугался. Убил бы – и сказке конец.

А мне молчание давалось тяжко. Я даже в своём доме постоянно разговаривала: то с кошкой, то с мороками, а то с Лешим. Он, бывало, заглядывал ко мне на огонёк, даже клинья подбивал. Но я не поощряла, а он не настаивал, опасался. Лесовой же – чистая природа, а во мне куча стихий намешано, ему до моего уровня как пешком до Царьграда.

– Как тебя зовут? – наконец не вынесла я.

Молчание.

– Ну это уже глупость! Мы с тобой бок о бок весь ближайший месяц будем. Как мне к тебе обращаться, если что? «Эй, ты, добрый молодец! Да нет, не ты, а тот, который не такой добрый»?