Зачем убили Сталина? Преступление века

Кремлев Сергей

В конце 1952 года в Чехословакии действительно проходил процесс но делу бывшего Генерального секретаря ЦК Компартии Чехословакии Рудольфа Сланского. Он открылся 20 ноября 1952 года и среди четырнадцати обвиняемых, бывших высокопоставленных чехословацких деятелей, одиннадцать были — как это было сказано в сообщении о начале процесса — «лицами еврейского происхождения». Причем на этом процессе прозвучали и такие слова:

«Всех этих предателей роднит друг с другом буржуазно-еврейское прошлое. Даже вступив в Чехословацкую коммунистическую партию и заняв высокие посты в ее руководстве, они всегда оставались буржуазными националистами, …контактировали с сионистскими организациями и представителями израильского

правительства, являющимися на деле агентами американского империализма»…

Процесс Сланского широко освещался в «Правде» — под его материалы отводились целые полосы, и длился он до начала декабря 1952 года. Одиннадцати из четырнадцати обвиняемым, включая Сланского, был вынесен смертный приговор, приведенный 3 декабря в исполнение.

В приговоре отмечалось, что Сланский «предпринимал активные шаги к сокращению жизни президента республики Клемента Готвальда», подобрав «для этого лечащих врачей из врачебной среды, с темным прошлым, установив с ними тесную связь и рассчитывая использовать их в своих вражеских планах».

Готвальд, выступая после процесса на общегосударственной конференции заявил:

«В ходе следствия и во время процесса антигосударственного заговорщицкого центра был вскрыт новый канал, по которому предательство и шпионаж проникают в Коммунистическую партию. Это — сионизм».

Что ж, это было правдой. Послевоенная ситуация в мире складывалась все более не в пользу США и Золотой Элиты, и надо было максимально ослаблять только формирующийся лагерь социализма и прежде всего — Советский Союз. Делать это надо было быстро и тотально. А объективно и в СССР, и в европейских странах народной демократии наиболее простым, дальновидным и надежным для США вариантом подрывных действий был вариант «пятой колонны» на базе прежде всего еврейских националистических кругов. Хотя, естественно, не только еврейских…

Сталин понимал, что контрмеры могут быть эффективными лишь в том случае, если они окажутся тоже быстрыми и масштабными. Кроме того, необходимы были серьезные перемены вообще во всем государственном управлении — не столько в его структуре, сколько в части кадров.

Показательный пример: 14 мая 1951 года на дипломатическом приеме вдрызг пьяный генеральный консул СССР в Братиславе П. П. Разыграев, перемежая речь нецензурщиной, заявил министру иностранных дел Чехословакии Широкому: «Вилем, какой ты министр, ты доверенный Сталина»… Разыграева тут же отозвали в Москву, но подобных «кадров» в стране хватало, и разыгрывать «карты» таких разыграевых мог кто угодно. Соответственно, требовались серьезные кадровые чистки — на этот раз без массовых арестов и приговоров, а просто путем снятия с должностей, понижения в должности и т. д.

Между прочим, в этом был глубокий внутренний смысл. В первые годы строительства социализма враждебные слои были еще достаточно многочисленны в «верхах» и еще имели весьма массовую опору в «низах». И тогда чистки имели вынужденно массовый характер. Это была драма с элементами трагедии, усугубленной провокациями троцкистов и антисоветчиков. При этом Советской власти часто приходилось иметь дело с идейными врагами, обладающими пусть и чуждыми, но — убеждениями.

Теперь же Советской власти чаще всего приходилось иметь дело с безыдейными шкурниками-перерожденцами, с карьеристами или распустившимися разгильдяями типа подгулявшего экс-консула Разыграева. Причем массовой опоры в деятельной части народа они не имели. Поэтому чистки при любом уровне их «массовости» и по масштабам, и по мере наказания имели бы ограниченный характер, коснувшись лишь тех руководителей и их «референтов», которые оторвались от народа. Именно оторвались, потому что к началу 50-х годов основные слои руководителей в СССР почти поголовно состояли из выходцев из народа. И в большинстве случаев было достаточно просто «вернуть их в первобытное состояние» — полностью или частично. Если уж продолжать драматургические

аналогии, то на ум приходит скорее сатирическая комедия. Например — «Баня» Маяковского.

«Дело врачей» — даром что оно-то уж от комедии было очень далеко, оказывалось здесь и впрямь «знаковым», хотя и не в том смысле, в каком его трактуют «демократы». Оно не было сфальсифицировано МГБ, а стало результатом вполне реальных гнойниковых процессов в советском обществе — в целом тогда вполне здоровом. До какого-то момента скрытое от глаз общественности, но не скрытое, заметим, от высшего партийно-государственного руководства это «дело» на общественную ситуацию не влияло. Теперь, после своего обнародования, оно не могло не стать исходным пунктом для важнейших перемен.

Но кто персонально — кроме, естественно, Сталина, должен был возглавить эту новую обширную чистку кадров, в которой снижение статуса многих советских евреев оказалось бы лишь одной из сторон процесса, причем количественно, пожалуй, не самой масштабной?

Для широких масс этот вопрос не стоял — они о весьма скорых и весьма благотворных для положения масс переменах просто не знали.

Для служилых «номенклатурных» «масс» кое-что было ясно. И те из ее представителей, которые за неполные десяток послевоенных лет, что называется, заелись, не могли не тревожиться. Я об этом уже не раз говорил.

Но какого же тогда накала должна была достигать к концу января 1953 года тревога тех столичных кругов, которые не просто заелись, а так или иначе злоумышляли против Советской власти, против Сталина, в видах будущей благодарности от Запада ли, от преемников ли Сталина? Я имею в виду, конечно, не только еврейских националистов и не только националистов, но и вообще всех разноплеменных представителей советской «партоплазмы». Их тревога лишь усиливалась от того, что проявлялась тайно.

Тревога же и нервозность внешних «вдохновителей» — как их назвал Сталин — после 13 января 1953 года прорвалась на удивление открыто. Так, в Нью-Йорке прошли массовые демонстрации протеста евреев, а Альберт Эйнштейн направил нашему министру иностранных дел Вышинскому возмущенную телеграмму.

В Израиле министр иностранных дел М. Шарет заявил в кнессете, что правительство Бен-Гуриона «с глубоким сожалением и беспокойством наблюдает за официально развернутой в Советском Союзе антисемитской клеветнической кампанией». Заметим: здесь сразу отвергалась принципиальная возможность того, в чем обвинялись «кремлевские» врачи, но какие для этого у Тель-Авива были основания? Там что — знакомились с материалами следствия?

При этом ведь в передовице «Правды» не было ни одного антисемитского выпада, в ней говорилось, что «разоблачение шайки врачей-отравителей является ударом по международной еврейской сионистской организации».

Забегая немного вперед, сообщу, что в конце января и начале февраля 1953 года сам Бен-Гурион на страницах самой массовой израильской газеты «Давар» опубликовал под псевдонимом серию статей с резкими выпадами против СССР и лично Сталина. А 9 февраля на территорию миссии СССР в Тель-Авиве была брошена бомба, ранившая трех сотрудников, среди которых была и жена посланника Ершова. 13 февраля СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем.

И вся эта шумиха была саморазоблачительной. Ну, в самом-то деле! Некие репрессивные меры против ряда советских евреев предпринимались в послевоенном СССР давно. Хронологически их начало можно относить еще к январю 1949 года, когда разворачивалась борьба с «космополитизмом». В своей основе эта борьба была исторически и общественно необходима, но иногда с грязной водой в ее ходе выплескивали и «ребенка» — увольнялись порой не только профессора и директора-евреи, но и толковые специалисты. Однако никаких бомб, никаких «публицистических» упражнений израильского премьера по этому поводу до сих пор не наблюдалось. А тут…