Зачет по выживаемости
Шрифт:
А ночью они впервые не смогли нормально заснуть. Даже тяжело это было назвать кошмарами. Это были какие-то полубредовые видения — полуявь-полусон. Причем видели они приблизительно одно и то же: «Тритон» и побережье с высоты птичьего полета, самих себя, идущих вдоль берега, почему-то ночью, хотя ночью они ни разу не выходили из корабля. И совершенно непонятно, почему Гриша Чумаков и Валентин видели только двух человек, идущих от корабля, а Юра Заяц — четырех, возвращающихся назад. Кто был четвертым — Юра не смог определить, хотя видение было
Отчета за четырнадцатое декабря на кассете не было. К утру пятнадцатого декабря на корабле оставался один Юра Вергунов. Именно он включил аварийный радиомаяк и продиктовал последнюю запись.
«П-пятнадцатое декабря д-девяностого года», — Юра слегка заикался. Это случалось с ним редко, при сильном волнении.
«Гриша Ч-чумаков и Валентин Иваненко исчезли. П-полагаю вызвать Б-базу через два часа… Вчера в сумерках они с-столкнулись на (невнятно)… с амазонками. Ребята не ус-спели… Стрелами их ранило. На н-наконечниках анализатор не обнаружил н-никакого яда, т-только почвенное загрязнение, но, возможно, там б-было еще нечто, не поддающееся индикации.
Они исчезли н-ночью. Из закрытого корабля».
Некоторое время кассета перематывалась беззвучно.
«Сейчас утро, п-пять сорок. Я включаю аварийный маяк. (Пауза.) Мы пойдем вместе с «Троллем». На з-запястье я надену н-нейтринный браслет. Возможно, ребята где-то рядом. П-полагаю, что вернусь ч-через два часа».
— Ему надо было сначала подняться на орбиту и послать «SOS» по каналу гиперсвязи, — заметил Алексей, — а потом уже спускаться сюда и заниматься частным расследованием, если ему так хотелось совать голову в петлю.
— Кстати, утром мы это сделаем, — сказал я.
— Что, сунем голову в петлю?
— Нет, пошлем «SOS» в сторону Базы.
— А Лена? — спросил Алексей.
— Если она не поправится, я оставлю вас вдвоем на «С. В.» на пару часов.
— Утром?
Я кивнул.
— А если с Леной будет все в порядке?
— Мы не спустимся сюда. Подождем инспекторский рейдер на орбите, — сказал я.
— Между прочим, аварийный маяк до сих пор работает, — заметил Алексей.
— Я и не собираюсь его выключать.
Алексей поднялся и подошел к стойке связи.
— Пеленг браслета по-прежнему не меняется.
— Юго-юго-восток?
— Да, направление на столб в океане.
Я промолчал.
То, что пеленг нейтринного сигнала не менялся, могло означать одно из двух: Юра недвижим, потому что… мертв; либо нейтринный браслет, сорванный у него с руки, валяется где-то в песке или на дне залива.
— Будем спать по очереди? — спросил Алексей.
К ночным звукам, доносимым внешними микрофонами, присоединился какой-то посторонний звук.
— Погоди.
В наступившей тишине раздалось отчетливое постукивание снаружи звездоскафа. Неожиданно мы с Алексеем услышали в глубине корабля характерный чмокающий хлопок — так открывается шлюзовая диафрагма.
— Что это?
Со
— Ребята? — Алексей посмотрел на меня. — Это ребята вернулись!
Он вскочил с кресла.
— Стой! — Я схватил его за руку. Даже тяжело назвать это предчувствием. — Стой, наши лучеметы остались внизу.
— Ч-черт! Это уже слишком, Васич. Это кто-то из ребят! Не сходи с ума.
Я метнул взгляд на подсвеченный зеленым дисплей пеленгатора. Позывной нейтринного браслета застыл на азимуте юго-юго-восток как и три часа назад. Мы встретились с Алексеем глазами. Вход в рубку был открыт. Мы услышали, как поднялась и открылась на нашей палубе кабина лифта, и кольцевой коридор наполнился негромким эхом шагов.
Вы обращали внимание на то, как ходят ваши знакомые? Думаю, вряд ли. И тем не менее любой из вас по звуку может различить, торопится человек, волочит ноги от усталости или, наоборот, шаг его тверд и упруг. Да и по каким-то мельчайшим, трудноуловимым особенностям шага можно определить, кто именно идет. Не всегда, но с определенной долей уверенности. А тут — звук шагов был незнакомый. Так не ходил никто из ребят. Было что-то неестественное в их механической ритмичности.
Автоматически должно было включиться освещение в коридоре, но почему-то зажглись только аварийные лампы, едва-едва рассеивающие темноту.
Ближе шаги. Краем глаза я заметил, как изменилось выражение лица Алексея. Было что-то жуткое в этих шагах. Не улыбайтесь: ночь, край света, наши лучеметы остались на нижней палубе…
И в этот момент мы увидели его. Никакого браслета не было у него на запястье. Лицо его отливало мертвенной синевой, и вряд ли в этом было повинно аварийное освещение. Несколько секунд Юра стоял в дверном проеме, осматривая рубку, и двинулся дальше, как сомнамбула.
— Юра!
Нет ответа, только удаляющиеся шаги.
— Он идет к каютам, — пробормотал Алексей.
Я вдруг понял, куда он идет, и мне стало не по себе от той механической целенаправленности, с которой неведомая сила преследовала Лену. За что?
Мы выскочили в коридор.
— Юра!
Словно оживший манекен он медленно поднимался по ступенькам на верхнюю палубу.
— Юра! Заяц!
В несколько прыжков я догнал его и схватил за локоть. Очнулся я через несколько секунд на полу с дикой болью в затылке…
Юра в совершенстве владел мастерством рукопашного боя. То, что я увидел, напоминало короткий ролик по обучению приемам единоборства. Алексей перегородил ему дорогу на верхнюю палубу, и сейчас они стояли друг против друга. Алексей выставил руку, и в тусклом освещении аварийных ламп холодный отблеск пробежал вдоль стального полуметрового щупа из аварийного комплекта рубки. Юра вдруг подпрыгнул (именно за такие прыжки его прозвали Зайцем), щуп скользнул вдоль ткани комбинезона и проткнул Юре кисть, но его пятка уже со страшной силой врезалась Алексею в грудь.