Зачет по выживанию
Шрифт:
– Тогда чего бегут?
– Сезонная миграция! – сказала Алена.
– В смысле? – удивился Семен. – Зимы же быть не должно.
– Антон Олегович говорил, – напомнила Алена, – что мы примерно на широте между двадцатью пятью и тридцатью пятью градусами, в Южном полушарии. Понять, какое время года сейчас, очень трудно, да и не должно здесь быть серьезной смены сезонов. Тут у нас субтропики или тропики.
– Да, – вспомнил Войцек, – он еще говорил, что угол наклона оси планеты меньше, чем у Земли.
– Ну и? – спросила Настя.
– Что ну? – не понял Войцек. – Я не знаю, что это означает, просто
– Остается предположить, что наступает сезон дождей, – сделала предположение Настя.
– Раз так быстро бегут, серьезные в этих местах дождички бывают, – подвел итог научной дискуссии Семен. – Но скоро их ждать не приходится.
– Откуда знаешь?
– От верблюда! Ну, Настя, чего спрашивать, если сама прекрасно знаешь, что про любую воду я много чего понимаю и чувствую.
Живая река обтекала их холмик около получаса, и когда начала иссякать, до Семки вдруг дошло.
– Алена, они съедобные?
– Которые из них?
– Ну елки-палки! Есть среди них, кого мы можем слопать? А то нас слопать тут норовят все, кому не лень, а мы в основном рыбой и грибочками промышляем! Мяса хочу!
– Да они все съедобные! Только как их отловить?
– Настя! – попросил Семен. – Пожалуйста! Пусть не в промышленных масштабах, пусть только на ужин! Поймай парочку!
Настя покачала головой, словно за что-то осуждая Семку:
– Семен Анатольевич, Семен Анатольевич! Неужели вам не видно, что промышленную заготовку дичи нам уже обеспечили? Там столько задавленных и недогрызенных останется, что специально кого-то ловить нет смысла.
Семка покарябал в затылке, расстроенный своей ненаблюдательностью и несообразительностью, и вздохнул. Но тут же повеселел.
– Это хорошо, – сказал он. – Мясо его, как рыбу, можно провялить, только соли чуть больше нужно. Опять же, если они через нашу рощу пробегут, то нам туда можно и не заглядывать. Сожрут все, голые ветки останутся!
– Они почти прямо на юг бегут, – возразил Войцек, – роща в стороне должна остаться.
Эх, сказал бы кто полгодика назад, что Семен Кольцов вот так безжалостно и, можно сказать, в предвкушении удовольствия станет потрошить и обдирать шкуры со всякого зверья, он бы не только не поверил – он бы мог в обморок упасть. Как упал в детстве, когда в деревне на его глазах обезглавили курицу.
А сейчас он занимался обезглавливанием кроликов и сайгаков, с превеликим наслаждением принюхиваясь к запаху из котелка и от коптящихся над костром окороков.
Мясо было жестковатым и требовало предварительного вымачивания. Поэтому Семка не просто присыпал его солью, как они поступали с рыбой, а обдавал паром и укладывал в удачно подвернувшуюся выемку в камне, заполненную соляным раствором со специями. Поначалу он посчитал эту выемку слишком маленькой для такой большой добычи, но мяса хоть и было много, после разделки оно все уместилось в импровизированную ванну.
Килограммов сорок выйдет! То есть сейчас мяса в два раза больше, но после усушки останется килограммов сорок. Семка задумался над тем, не стоит ли прогуляться по пути мясного потока подальше, но тут же отказался от своей задумки. Погода жаркая, да и помимо них найдется кому подобрать падаль. Даже болотник неведомо откуда притащился. Может, знал заранее, что тут будет
Алена сказала, что стадо остановилось на ночь в пяти километрах отсюда. Овцы пасутся, волки отлеживаются, переваривая съеденное за день. Мир и благодать до утра. Утром, видимо, гон начнется сначала. Имеет смысл слетать и самим хоть что-то напромышлять.
Всю ночь вокруг их бивака что-то чавкало, хрустело, раздавались взрыкивания, шум драк и всякие другие по большей части малоприятные звуки.
Утром, посовещавшись, все же решили сделать небольшой крюк за стадом. А уже заготовленное мясо просто забрать с собой. Но тут же засомневались, пришлось бы бросить соляной раствор, а мясо за одну ночь вряд ли просолилось до нужной степени. Тратить же соль повторно не хотелось, не так много ее запасли. А если ее к тому же на новую порцию мяса потратить, останется всего ничего. Так что умерили свой охотничий азарт и аппетиты и еще сутки простояли на месте, чтобы уж точно не потерять то, что заготовили. Лишь после этого направились прямиком к хлебной роще, решив коптить и вялить мясо по ходу заготовки других продуктов.
15
То не было две недели никакого зверья, то собралось его в немереных количествах. Это помимо убегающего неведомо куда и неведомо от чего основного стада. Шагу ступить некуда стало, того и гляди наступишь на хорошо спрятавшуюся в траве, в ветках и в стволах деревьев, под землей или в камнях живность. Чаще всего готовую тебя цапнуть зубами, а то и ноги-руки пооткусывать, брызнуть или плюнуть ядовитой, едкой или просто вонючей гадостью, швырнуть в тебя горстью шипов или репьев. Какой-то местный полудикобраз-полуптиц пульнул в них пучком то ли иголок, то ли перьев, то ли стрел с оперением, что росли у него на копчике. Ядовитых, как яд гремучей змеи. Перья-иглы собрали, аккуратненько упаковали и забрали с собой. Очень ценная вещь, осталось найти трубчатые растения, и серьезное оружие будет под рукой.
Алена, конечно, старалась разогнать всю эту живность, но среди местных обитателей было столько абсолютно безмозглых, не понимающих самых простых вещей, что толку от этого выходило чуть да маленько.
Опять пришлось выжигать для лагеря всю траву и землю под ней, потому что по-другому обезопасить себя не получалось. Все равно ночью к ним попытались подкопаться черви. Не совсем такие, как обитавшие в окрестностях лагеря, но очень похожие. На все эти меры безопасности ушло очень много времени, потерянного для другой работы.
А на следующий день им пришлось все начинать сначала.
Потому что роща была не рощей, а довольно большим, протянувшимся на десятки километров лесом. В одном его месте часто встречались фруктовые деревья, а правильнее сказать – деревья со съедобными плодами, а на полянках росли земляные яблоки. Их из-за формы и расположения семечек да еще за темно-зеленую полосатость называли еще и арбузными яблоками, хотя ни к арбузам, ни к яблокам эти по сути своей корнеплоды никакого отношения не имели. Скорее были родственниками репы или морковки. Но с плотной кожистой кожурой и семечками внутри.