Зачистить Чистилище! Пленных не брать!
Шрифт:
«Наверняка доплывут».
Мазурову подумалось, что все случившееся напоминает эпизод из «Борьбы миров», когда миноносец «Громящий» сражался с марсианскими треножниками, вот только добиться ему удалось куда как лучшего результата, нежели экипажу этой канонерской лодки. Ему нравилась эта книга, но он никогда не думал, что окажется на месте марсиан.
Мазуров забыл, что за всем происходящим наблюдали беженцы на мосту, и это короткое сражение наверняка вселило в них ту же безысходную печаль, что должна была появиться и у героев книги, которые видели смерть «Громящего». Они побегут куда
— Господин майор, радиограмма от Брусилова, — прервал размышления Мазурова радист.
— И что же он передает?
В этот момент над фортом взорвался очередной снаряд, и за грохотом Мазуров так и не разобрал ответа.
— Что? Что? — переспросил он, когда гул в ушах немного поутих.
— Просит держаться, — сообщил радист, тряся головой, точно собака, которая только что выбралась из воды и хочет побыстрее просохнуть.
— М-да, очень ценная радиограмма, но что же он еще мог передать? — резюмировал Мазуров. — А не сообщает ли он, сколько нам еще держаться?
— Нет. Только то, что помощь скоро будет.
Мазуров кивнул.
«Надоел этот воздушный шар. Прямо как бельмо на глазу».
Австро-венграм пора было бы его опустить, потому что задачу свою он выполнил и теперь служил лишь раздражающим фактором для русских, но раз они этого сделать не успели, то сами виноваты.
Мазуров наблюдал за тем, как расцветают рядом с воздушным шаром шрапнельные разрывы, чем-то похожие на салют, только не такой яркий и красочный, который бывает на праздниках. Его обстреливали сразу из нескольких орудий — это походило на какую-то слишком нечестную охоту, когда зверь ослеплен, не двигается, а в руках у человека даже не ружье, а что-то гораздо более мощное.
Штурмовики, похоже, вошли во вкус, почувствовали азарт и теперь соревновались — кто же первым попадет в шар. От близких разрывов его бросало из стороны в сторону, как тряпку, и даже если в него еще не попали, то ткань шара все равно должна быть пробита во многих местах осколками. Он сдувался, опадал, постепенно теряя высоту, а человек в гондоле повис, перекинувшись половиной тела через бортик и выпустив из мертвых рук бинокль.
Но штурмовикам этого было мало. Наконец они своего добились. Снаряд буквально снес шар с небес, как ураган, а взрываясь, он вновь раздул его ткань, наполнил газами обвисшие и пробитые бока, протащил за собой несколько десятков метров, пока не изорвал в клочья, которые, медленно и красиво кружась, падали на землю. Гондола рухнула не так эффектно и слишком быстро, чтобы успеть налюбоваться ее падением, но первым разбилось вывалившееся из нее при взрыве человеческое тело.
Это зрелище действовало завораживающе. Мазуров не понимал почему. Но, вероятно, нечто схожее испытывали те, кто приходил на центральную площадь города, когда там сжигали на костре еретика или ведьму.
Он не сразу осознал, что увидел вспышку, а потом вновь ощутил переходящий в ультразвук свист приближающегося снаряда, и опять в его черепную коробку вонзилось несколько сверл, пробуя пробить кости и добраться до мозга.
«Вот она! Все-таки она на железной дороге».
Мазуров радовался
Штурмовики с прежним азартом обложили новую цель, нисколько не экономя снаряды. Каждая из уцелевших башен сделала не менее трех выстрелов, прежде чем Мазуров приказал прекратить обстрел. Попали они или нет — он не знал, но мортира замолчала.
Мазуров до боли в ушах вслушивался, когда же вновь появится противный свист, но этого так и не произошло, и лишь с востока все продолжал доноситься гул. Но теперь там, кажется, действительно всходило солнце, окрашивая в красное небеса, будто на них, как в зеркале, могла отражаться вся пролитая в этот день кровь, так обильно пропитавшая землю под ними.
Мир светлел на глазах, промывался от ночи.
У австро-венгров осталась единственная возможность отбить форт, но им надо было воспользоваться ей пораньше, не тянуть до рассвета, а теперь их солдаты будут слишком хорошо видны, совсем как мишени в тире.
5
Три точки, так хорошо заметные на сером небе, быстро увеличивались в размерах, превращаясь в бипланы — ведущий и два по бокам чуть за ним. Они летели стороной, точно дела им никакого не было до «Марии Магдалены», и Мазуров не сразу понял, что же посыпалось из их трюмов.
Похожие на бомбы цилиндры, которыми они густо засеивали поле с правого края форта, падая на землю, с шипением трескались, и из них появлялись клубы дыма, точно австро-венгры раздобыли где-то несколько десятков волшебных ламп, в которых живут джинны. Дым на глазах густел, а ветер сносил его прямо к укреплениям. Дымный вал высотой метра в четыре медленно и лениво накатывался на заграждения из колючей проволоки, переползал через них, задевая за привязанные к проволоке колокольчики, но очень нежно, так что колокольчики молчали. Дым начинал лизать бетон.
— Ни черта не видно будет, — причитал штурмовик, выглядывая из пулеметной амбразуры.
Дым был едким, глаза от него начинали слезиться, а в горле першить, вдохнув несколько раз, штурмовик закашлялся, отошел от амбразуры, но противогаз напяливать не стал — лучше без него помучиться.
Бипланы, сделав свое дело и миновав Дунай, заложили крутой вираж, возвращаясь на базу, по дороге выбросив еще несколько баллонов с газом. Мазуров проводил взглядом аэропланы, пока они не растворились в небесах.
Ветер точно играл на руку австро-венграм, ведь когда высаживались штурмовики, он так и норовил разбросать их подальше друг от друга, а теперь совсем приутих. Он почти не сносил дым — тот продержится час-другой, но весь вопрос — когда же под его покровом противник начнет атаку на форт, а стрелять без разбору в этот туман нет никакого смысла, так ведь расстреляешь все запасы попусту, и когда действительно дойдет до дела, то встречать австро-венгров придется ножами и гранатами.
Штурмовики нервничали, припав к стволам пулеметов и автоматов, поглаживали приятное на ощупь дерево, пытаясь успокоить себя, вглядывались в дымовую завесу, но ничего там разобрать не могли.