Зачистить Чистилище
Шрифт:
Мазуров же читал об этом с огромным интересом, хотя сообщения эти появились в печати еще месяц назад, но для него все они были новые, и только сейчас он переживал то, что все уже давным-давно пережили.
Под занавес войны в Турции произошел переворот молодых офицеров во главе с Ататюрком, и если у кайзера еще оставались какие-то сомнения — признавать поражение или нет, то разгром Австро-Венгрии и выход из войны Турции не оставил ему никаких шансов.
Форма на нем висела, как на вешалке, точно была на несколько размеров больше, чем нужно, а ведь всего несколько месяцев назад она сидела на
— Ты очень красивый, мой подполковник, — подбодрила его Катя, увидев смущение на лице Мазурова, когда тот осмотрел себя в зеркале.
— М-да уж, — промычал Мазуров.
Хорошо, что она не попросила его надеть награды, хотя он видел по ее лицу, что она этого очень хочет, хочет гордиться своим кавалером, увешанным орденами и медалями, как новогодняя елка праздничными игрушками. Но горожане от новогодних елок уже избавились, выбросили их на улицу, и они доживают свои последние дни в мусорных баках, а игрушки убрали в ящики до следующего праздника.
Мазуров выполнил бы ее просьбу, но он был так слаб, что боялся — сможет ли носить весь этот металл на себе, он и вправду занял бы всю его грудь, как кираса какая-то, очень красивая, дорогая и бесполезная.
Накануне была небольшая оттепель, а потом подморозило, мостовая стала скользкой. Когда Мазуров ступил на нее, у него чуть не разъехались ноги, он покачнулся — хорошо, что Катя держала его под руку, а то он точно упал бы.
Он радовался этой прогулке, как ребенок, которого родители повели в цирк, а когда Катя сказала, что они идут в синематограф, сердце его забилось, словно он получил подарок, о котором давно мечтал. Впрочем, эта прогулка и вправду была подарком, преподнесенным ему главврачом, наконец-то посчитавшим, что его пациент может выйти в свет.
Приходящие с фронта поезда встречали с музыкой и цветами, солдат и офицеров качали на руках, но Мазуров пропустил эту радость, и на него почти ничего не осталось, за исключением редких взглядов прохожих, которые еще не устали дарить улыбки тем, кто вернулся с фронта. Катя тоже видела эти взгляды и улыбки, покрепче прижималась к плечу Мазурова, словно он мог исчезнуть, испариться, но пока она его держит — ничего этого не случится.
Он вертел головой по сторонам, вдыхал аромат, который струился из кондитерских. Заметив это, Катя предложила зайти в одну из них. Продавец за прилавком, увидев новых посетителей, выбежал из-за прилавка, рассыпался в любезностях и провел их до стола. Они попили чаю, заедая пирожными.
— Тебе нравится? — спросила Катя, точно сама приготовила это угощение.
— Да, — кивнул Мазуров, — очень вкусно.
Он соскучился по этому вкусу, соскучился по мирной жизни, совсем забыл, что это такое, но теперь, вновь окунувшись в нее, он не хотел вспоминать ни Баварскую экспедицию, ни «Марию Магдалену», ни Рюгхольд, точно все случилось не с ним. Сейчас хотелось слушать Катю, пить чай…
Дворник счищал с рекламной тумбы плакат с надписью «Женщины России говорят — иди». Краски на плакате выцвели от солнца, бумага истрепалась от ветра, дождя и снега, клей рассохся, и плакат легко отходил со стены. У дворника в ведре было еще несколько обрывков других подобных плакатов.
«Обворожительная Елена Спасаломская в новом фильме „Ангел любви“».
— Идем на это? — спросил Мазуров Катю.
— Если ты не против, — потупилась Катя, — мне бы хотелось. Все только об этом фильме и говорят.
— Конечно, я не против, — сказал Мазуров.
В кассах толпились люди, выстаивали очереди, похожие на те, что выстраивались во время войны за продуктами, вот только на лицах было совсем другое выражение, да и одежда, несмотря на холодную погоду, была яркой и какой-то весенней.
Они купили билеты на ближайший сеанс, но, прежде чем пройти в зал, задержались в буфете, пили там горячий ароматный чай, беседовали о чем-то пустом и легком. Мазуров смотрел, как двигаются губы Кати, ему очень хотелось прикоснуться к ним своими губами, наблюдал за ее глазами, веселыми и искрящимися.
На стенах были наклеены плакаты с фильмами, которые уже прошли, но Мазуров не смотрел ни одного из них. Хотя нет, к ним привозили какие-то фильмы, но он не помнил ни одного названия, и если бы Катя завела про них разговор, то он стал бы очень плохим собеседником.
Они прошли в зал, пока там еще не заняли самые удобные места, уселись в мягкие кресла и стали ждать, когда же погаснет свет и оживет белое полотно экрана.
Мазуров водил рукой по ободранным подлокотникам. На улице он немного продрог, а теперь чай и теплый воздух в зале согрели его.
Он чувствовал, что засыпает.
Погас свет, заработал киноаппарат, издавая звук, похожий на тот, что издают заполонившие летнее поле насекомые. Заиграл тапер и стал комментировать то, что происходило на экране. По залу разнесся возглас разочарования. Перед началом фильма демонстрировали съемки переговоров, подписание мирного соглашения и немного другой хроники. Видимо, все в зале уже видели их, но для Мазурова-то все было в новинку.
Картинка была отретушированной, тщательно отобранной цензорами, и чтобы не тревожить умы простых обывателей, здесь многое не стали показывать — деникинцев, которые в течение трех недель умирали на улицах Будапешта, превращая этот красивый город в развалины, продвигаясь даже не по метру, а по сантиметру сквозь плотную оборону австро-венгров, катера пехотинцев, пересекающих Дунай под огнем батарей, установленных на высоком берегу Буды, и то, как, достигнув этого берега, они цепляются за его склоны, а пулеметы противника пытаются сбросить их в холодную воду.
Это покажут чуть позже, когда уйдет боль утрат и захочется обо всем вспомнить и рассказать об этом тем, кто не застал этих событий…
Уральские заводы, работая в три смены, ни на минуту не останавливая конвейеры, выплевывали танки, которых наконец-то стало так много, что они появились и в тех дивизиях, что воевали с турками. Эти фронты всегда были падчерицей, которой доставались только остатки, но когда в войну на стороне Антанты вступила Болгария, то наконец-то Россия смогла осуществить то, о чем когда-то мечтал Скобелев — удар по Константинополю.