Зачистка территории

Митрофанов Владимир

Все бы и ничего, но именно молодой вдруг стал ревновать Лизу к отцу. Как-то сделал ей засос на груди. Она очень рассердилась, испугалась и только тут впервые серьезно задумалась. В нем было что-то такое, что ее очень пугало. По большому счету это был молодой царь Эдип.

Вся эта история продолжалась вплоть до ее беременности и даже еще во время беременности – в самом начале. Когда живот стал уже большой, близкие отношения пришлось прекратить. Установилась как бы выжидательная пауза. Лиза сама не знала, от кого ребенок, да это и не больно-то ее и волновало. Обычно дети в подобных отношениях, типа адюльтера, все усложняют, но в данном случае беременность (на удивление легко протекавшая), напротив, разрешила всю эту страшную ситуацию. После родов тайные отношения

между Лизой и пасынком уже больше не возобновлялись. Когда выходила из роддома, она неосознанно поискала молодого глазами, и одновременно с облегчением и разочарованием не увидела его. Молодой вообще к ним больше не приходил, даже чтобы хотя бы посмотреть, возможно, и на своего же собственного сына. Для Лизиного мужа это мог быть одновременно и сын и внук – но в любом случае это была родная кровь, и никакой генетический анализ не установил бы истины. Теоретически, можно было узнать правду, сравнив гены ребенка с генами первой жены, то есть вероятной бабушки, но это было бы слишком. Даже если бы муж что-то такое заподозрил, он тогда должен был бы пойти к своей первой жене и сказать ей: "Люся, приди, сдай кровь, кажется, моя молодая жена наставила мне рога с нашим же сыном", – одно это было бы немыслимо.

Люся бы хохотала бы дня два без остановки и лопнула бы от смеха, поэтому он бы ни в какой ситуации на это не пошел бы.

Аркадию Шахову это стало известно, потому что он какое-то время работал с одной теткой, откуда-то знавшей массу таких историй. Ее же собственный жизненный крест был неблагодарные дети. У нее шло какое-то длительное сутяжничество с собственными же детьми – дочкой и сыном – по поводу квартиры. Жила она там вместе с сыном и невесткой. Сын Костик вел очень сложные денежные расчеты, и хотя сам зарабатывал очень много, регулярно предъявлял матери счет на еду и часть оплаты за квартиру, а затем решил ее вообще выгнать из дома.

Дочка Нинка была отрезанный ломоть – наркоманка. Пришла как-то в гости, ухитрилась украсть у Костика права. Тот обыскался, а потом ему позвонил какой-то тип, предлагать отдать их за вознаграждение.

Костик этого типа поймал и прижал – оказалось, Нинкин приятель.

Квартира была центром споров. Костик хотел оставить квартиру себе, а мать выгнать. Нинка хотела содрать с этого свою долю, чтобы тут же спустить на наркотики.

Он всех этих историй у Аркадия оставалось ощущение, что он в чем-то измазался и надо срочно помыться. С другой стороны, его всегда удивляло, как порой причудливо складывалась жизнь у знакомых ему людей.

Лариса Палеха – была самая первая любовь Аркадия еще в классе третьем, наверно, или в пятом и одна из самых красивых девочек в школе. Ему даже как-то приснилось, что они с ней уже взрослые муж и жена и спят в одной кровати. Его тогда это очень взволновало и вызвало обильную поллюцию. Утром он проснулся и сразу посчитал, сколько еще осталось до восемнадцатилетия, чтобы на Ларисе жениться, и оказалось, что до восемнадцатилетия было еще очень и очень далеко.

Потом всегда, когда Ларису упоминали, он вспоминал ее такой, какая она была в пятом классе – очень красивая девочка с косичками.

Впрочем, сама она никогда и не догадывалась, что нравилась Аркадию

Шахову и вряд ли бы даже узнала его на улице. Она тоже жила в

Петербурге. Он как-то даже ее увидел мельком на встречном эскалаторе в метро. Или показалось. Потом от какой-то ее подруги в Любимове, а может быть, и от той самой всеведающей тетки узнал, что Лариса

Палеха (теперь Соболева) – работает секретарем-референтом в одной очень крупной компании. Оказалось, что она довольно рано вышла замуж, родила сына и какое-то время жила в коммуналке с мужем-пьяницей. Потом она с ним развелась и осталась в одной маленькой комнате глухой коммунальной квартиры с шестилетним ребенком и к тому же без работы. Алименты от мужа были мизерные, то есть, считай, их и не было вовсе. Родители ее в силу возраста и здоровья помогать ей не могли. Ларисе с ребенком грозила реальная нищета. И в этот самый момент она совершенно случайно встретила своего

бывшего друга, который тут же взял ее к себе в фирму на очень хорошо оплачиваемую работу, снял квартиру и стал жить с ней как с женой, хотя сам был женат на другой женщине и имел двух детей.

Когда-то давно, он даже предлагал Ларисе выйти за него замуж, но тогда она ему по какой-то причине отказала и сейчас находилась не в той ситуации, чтобы ставить какие-либо условия, типа разведись и женись на мне. Теперь она отвечала не только за себя, но и за ребенка. И надо сказать, она каждый день благодарила Бога, что все так сложилось, с содроганием вспоминая те дни, когда ей было просто не на что купить еды даже ребенку, и когда сама она реально голодала.

Глава11. Нелады со временем

На простой вопрос "Как вы проводите свое время?" Шахов принципиально никогда не отвечал. У него всегда были нелады со временем. Он стал ощущать его опасность еще с детства, хотя и не очень раннего – еще с тех пор, когда оно ему, казалось, никак не угрожало. Наверно, это было еще в средней школе – в классе четвертом или, может быть, в шестом, – он точно не помнил. Сидя на каком-то уроке, во вторую смену, когда за окнами было уже темно, и в классе включили свет, он вдруг ощутил это вещество под названием "время", которое начало просачиваться в его, казалось бы, безграничное жизненное пространство сквозь стены и тихонько поплескивать на полу.

Оно, как забортная вода, наполняющая отсеки подводной лодки, медленно, но неуклонно вытесняло так необходимый для дыхания воздух.

Даже не воздух – саму жизнь. В то время оно еще не несло явной опасности, но призрак дальней угрозы, как раскаты грома, он почувствовал уже тогда, в детстве. Позже он начал представлять время как некую ядовитую субстанцию, пронизывающую весь мир и каждого конкретного человека. Время могло течь медленно, а потом нестись стремительно и быстро и, как огонь, пожирать все, что угодно. Это был вид универсальной и неизлечимой болезни. Когда Шахов еще школьником где-то услышал древнюю египетскую пословицу "Все боится времени, а время боится пирамид", он только ухмыльнулся: пройдет какое-то время, долгое или относительно короткое, и от пирамид не останется ничего – даже холмика. Это было совершенно ясно и неоспоримо.

Окружающие Шахова взрослые постоянно сетовали: "Ах, как быстро летит время!" – и это была сущая правда. Счастливые часы и дни пролетали как один миг. С другой стороны, в разных опасных ситуациях, в тюрьмах, лагерях, на войне, в засадах, караулах время тянулось страшно медленно. Впрочем, оно также замедлялось и в путешествиях, например, в самолетах. В другие же стабильные периоды жизни оно било мощной струей, вытесняя собой жизнь. Придя из армии, где время действительно ползло еле-еле, Аркадий внезапно попал в его стремительный поток. Но с момента, когда он полюбил Марину – все тут же изменилось. Он вдруг стал в ладу со временем. Возможно, любовь является некой формой противоядия – средством против действия времени. Для Шахова любовь к Марине была единственным реальным способом борьбы с этой субстанцией, и когда любовь закончилась, он почувствовал, что это конец – дальше ничего уже нет. Время стало хлестать в его жизненное пространство как ледяная океанская вода в пробоины "Титаника", и Аркадий ощущал себя уже по горло в этой воде.

Молодость закончилась как-то совсем неожиданно. Просто однажды птица юности спорхнула и улетела, и наступило утро, когда Аркадий, открыв глаза, понял это. Было довольно-таки жутко вот так вот проснуться и вдруг осознать, что какое-то время кончилось.

Да, еще и путешествия спасали и замедляли движение времени, поэтому он много денег тратил на поездки. А с Мариной это было вообще незабываемо. Марина потом долго будет рвать периодические обнаруживаемые ею в самых неожиданных местах фотографии, на которых они были вместе с Шаховым: то на фоне Парфенона, то у пирамид, то на развалинах Колизея или Карфагена. Это вполне могло помешать в ее будущей личной жизни. Она хорошо помнила прошлый опыт.