Задание на всю жизнь
Шрифт:
— Независимость! — фыркал муфтий, оставшись наедине с Мирзой. — Великая держава идет им на помощь, а они еще чего-то хотят!
На другой день муфтий и Мирза вновь отправились в дорогу. Теперь их путь лежал в Газни.
Этот город некогда был столицей огромного государства, правители которого носили его имя. В городе жили и творили Фирдоуси, Ибн Сина, Ансури, Хаким Санои… Кладбище великих исторических памятников лежало перед Мирзой. Читая полные скорби и глубокого смысла строки древних поэтов, высеченные на мраморных надгробьях, Мирза вспоминал родной город, институт,
Взглянув на стоявшего рядом муфтия, Садыков неожиданно прочел вслух высеченный на мраморе бейт:
Солнца жгучие лучи и природы измененья Превратят в ничтожный прах превосходные строенья…Охваченный иными мыслями и заботами, муфтий вряд ли понял смысл стиха, но все же улыбнулся в ответ:
— Вижу, в вас бурлит вдохновенье, мулла Фархад.
— Нет, господин муфтий, эти слова принадлежат Фирдоуси. Развалины роскошных строений, где когда-то правили султаны рода газнивидов, красноречиво говорят о разрушительной силе безжалостных лучей солнца и слепых стихий природы… Эти строки украшают могильную плиту…
— Поэзия меня, честно говоря, не очень интересует… — перебил муфтий. — Я посвятил себя всецело политике…
«Говорить о поэзии и искусстве с человеком, чья жизнь — одни преступления, убийства, предательство — действительно пустое дело…» — подумал Садыков.
Собственно, откровение муфтия его не удивило, и если он процитировал грустные строки бейта, то лишь потому, что придавал им иной, символический смысл.
Многое можно было еще посмотреть в Газни, но муфтий спешил.
Мирзе пришлось подчиниться.
Уже смеркалось, когда они въезжали в Кабул. Миновав Базар-Шахи и Дейхай-Афгонон, машина остановилась у караван-сарая Халфа Шер Ахмадхана, крупного торговца и давнего друга муфтия.
Умывшись в протекавшем рядом арыке, Садретдинхан, важно ступая, вошел во двор — давнее пристанище разноплеменных купцов. Здесь можно было встретить афганца и туркмена, узбека и индийца. Но с того момента, как через порог переступила нога муфтия, это был уже не простой караван-сарай.
Отныне он стал резиденцией Садретдинхана.
Как только муфтий и его секретарь поселились в светлой квадратной комнате, устланной коврами, их начала посещать именитые главари эмиграции.
Одним из первых явился Курширмат. Да, да, тот самый одноглазый вор и убийца Курширмат, чьи банды, помнил Мирза, метались по городам и кишлакам Ферганской долины.
Сколько честных тружеников, бедняков, активистов погибло от рук басмачей Курширмата? На этот вопрос он сам не смог бы ответить.
Одноглазый был очень рад приезду муфтия.
— Наконец-то, наш дорогой друг, вы добрались до нас.
Полились воспоминания о былых временах. Но муфтий не любитель одних только воспоминаний. У него десятки планов, он мечтает о борьбе за «освобождение нации». Муфтию нужно знать о настроении Курширмата и других басмаческих главарей.
А они шли и шли в купеческий караван-сарай. Но говорили здесь
На второй же день пребывания в Кабуле муфтий с Мирзой отправились в город, к некоему богатому чиновнику, который встретил Садретдинхана как долгожданного гостя.
— Мы попали мусафивами [40] в ваш город по пути в Кашгар и сочли своим первейшим долгом навестить вас, господин, — согнувшись в полупоклоне, обратился муфтий к хозяину.
— Добро пожаловать, несказанно рад! Кто-кто, а уж вы никак не можете считать себя здесь на чужбине.
— Волею всевышнего нам суждено пуститься в столь большое путешествие в Восточный Туркестан. Появление по соседству с вами еще одного мусульманского государства для вас, я думаю, так же радостно, как для меня, — сказал муфтий.
40
Мусафив — человек на чужбине.
Влиятельный человек кивнул, но как-то нерешительно.
Муфтий не заметил этого. Он с гордостью поглядывал на Мирзу: вот как нас встречают во дворцах!
Садретдинхан с упоением рассказывал о своем будущем участии в организации Восточно-Туркестанской республики, о своих планах и заслугах в общем деле объединения мусульман.
Чиновник внимательно, но с удивлением смотрел на муфтия. Откашлявшись, он бросил уклончивую реплику:
— Конечно, все, что вы собираетесь делать для нас, было бы неплохо… Однако, господа, не кажется ли вам, что в Кашгаре сложилась обстановка совсем… иная?
Человек, близкий к правительственным кругам, он, конечно, был лучше осведомлен о последних событиях в Восточном Туркестане. Однако, видя возбуждение собеседника, влиятельное лицо сочло нужным перевести разговор на другие темы:
— Если пожелаете остаться здесь, наш дом всегда к вашим услугам. Сейчас, я думаю, настало время выпить чаю… Не откажитесь, господа!
После легкого завтрака хозяин проводил гостей до дверей.
Польщенный теплым приемом, муфтий все же был серьезно обеспокоен и торопил Мирзу:
— Идемте побыстрее! Необходимо сейчас встретиться с Эсандал-эфенди.
Посольство Турции располагалось в центре Кабула.
Мирза из различных источников и в первую очередь из бесед с Садретдинханом был хорошо осведомлен о личности близкого друга муфтия — Мамдуха Шавката Эсандала.
Он был одним из крупных деятелей турецкой националистической партии «Иттихад ва таракки» и держал связь с лидерами подпольных организаций Туркестана. В 1919—20 годах он совершил «неофициальную поездку» в Ташкент, Самарканд, Бухару и Фергану, и Садретдинхан еще тогда подружился с опытным разведчиком. И впоследствии, уже в Тегеране, турецкий посол Эсандал снова покровительствовал обосновавшемуся в Мешхеде муфтию. Всего несколько месяцев назад, летом 1933 года, Садретдинхан тяжело переживал перевод Эсандала в Афганистан. И вот они торопливо идут по улицам Кабула к турецкому посольству.