Задохнуться можно
Шрифт:
– Да, – сказала она, – конечно.
– Крутись около него.
– Да.
– Поговори с ним о свиньях.
– Конечно.
– А что до тети Констанс…
Ронни помрачнел; он вообще мрачнел, думая о леди Констанс Кибл. Когда последний из Фишей, единственный сын леди Джулии, племянник лорда Эмсворта, сообщил, что женится на хористке, отзывы были, скажем так, разные. Одни – получше, другие – похуже.
Дворецкий Бидж, восемнадцать лет любивший его как сына и сразу полюбивший Сью, был очень рад. Рад был и Галли Трипвуд,
Протесты, как обычно бывает, исходили от женщин. У них всегда нет-нет, да есть сословные предрассудки. На честную бедность, в сущности, они смотрят иначе, чем Бёрнс. Мы знаем, что думала леди Джулия. Не лучше относилась к предстоящему браку и сестра ее, Констанс, которую явственно ужасало пятно на славном гербе. Чувств своих она не скрывала, то глубоко вздыхая, то сухо поджимая губы. Теперь мы поймем, почему Ронни помрачнел.
– Что до тети Констанс…
Собирался он сказать, чтобы в случае чего Сью дала ей по уху; собирался – но не сказал, ибо из дома вынырнул молодой человек с юрким рыльцем, подвитыми бачками и мерзкими усиками. Помешкав на пороге, он увидел юного Фиша и нырнул обратно. Юный Фиш напряженно смотрел ему вслед.
– У, гад! – заметил он, мягко скрипнув зубами. П. Фробишер Пилбем всегда будил в нем зверя. – Наверное, тебя ищет.
Сью забеспокоилась:
– Ну что ты! Мы совсем не общаемся.
– Он к тебе не вяжется?
– Нет-нет!
– Вообще, что он тут делает? Вроде бы уехал.
– Наверное, лорд Эмсворт попросил его остаться. Нам-то что, в конце концов?
– Он посылал тебе цветы.
– Да, но…
– И тогда, в ресторане…
– Да-да. Ты больше не ревнуешь?
– Я? – удивился Ронни. – Ну что ты!
Сью не успокоилась. Она хотела покончить с этим раз и навсегда. Единственной тучкой на небесах ее счастья были те самые свойства Ронни, на которые намекал Хьюго в беседе с Монти Бодкином. Она понять не могла, какая ревность, если ты любишь. У нее был ясный, детский ум.
– Значит, не будешь волноваться?
– Ну что ты!
– И вообще ревновать не будешь?
– Конечно, нет. Только…
– Да?
– Очень уж я розовый!
– Самый красивый цвет. Ангелы тоже розовые. Я тебя люблю.
– Правда?
– Правда.
– А не разлюбишь?
– Какой ты глупый!
– Да, знаю… А вдруг разлюбишь?
– Скорей уж ты разлюбишь меня.
– Что ты говоришь!
– Приедет твоя мама…
– Какая чепуха!
– Я ей не понравлюсь.
– Понравишься.
– Не нравлюсь же я твоей тете.
– Тете! То-то я думаю, о чем мы говорили. Так вот, если что, дай ей в ухо. Вынет лорнет – бей.
– А если мама его вынет?
– Ну что ты!
– У нее нет лорнета?
– Она… она не такая.
– Не такая, как тетя?
– С
– Все равно, она будет тебя отговаривать.
– Не будет.
– Будет. «Роналд, мой дорогой! Какое нелепое увлечение! Кто бы мог подумать?» Так и слышу.
– Ничего подобного. Она хорошая баба.
– А я ей не понравлюсь.
– Понравишься. Какая ты… забыл слово. Вот, пессимистка!
Сью кусала губу маленьким белым зубом. Светлые глаза потемнели.
– Лучше бы ты не уезжал!
– Я завтра вернусь.
– А нельзя остаться?
– Ну что ты! Я шафер. И вообще, интересно посмотреть, как это люди женятся. Скоро пригодится.
– Вряд ли.
– Перестань!
– Прости. Лучше бы ты не уезжал. Знаешь, здесь все такое старое, огромное… Я – как щенок в соборе.
Ронни окинул взглядом родовое гнездо.
– Да, домик – будь здоров, – признал он. – Как-то не замечал, а вообще-то бывают и поменьше. А что тут плохого?
– Понимаешь, я выросла в квартирке. Мне так и кажется, что твои предки закричат: «Эт-то еще кто?!»
– Какая ты, честное слово! Тебя все любят – дядя Кларенс, дядя Галли, все, кроме тети. Чихать нам на нее!
– А мама?
– Да сказано тебе!
– Такая важная, темная леди…
– Она блондинка.
– Все равно, очень неприятное чувство. Как будто Мартин вот-вот придет.
– Что?
– У одной нашей девочки есть пластинка. Какой-то тип попал в пустой дом, там – кошки, вылезают друг за другом. Кошка вылезла и поет: «Ну как, начнем?» А остальные отвечают: «Нет-нет, подожди, пока Мартин не придет!» Скоро он придет, помяни мое слово.
– Да перестань ты! Все будет хорошо. Мама тебя полюбит. А что ей делать? Ты же самая…
Однако ему не довелось удариться в лирику – из-за угла выехала машина, которую вел шофер по фамилии Ваулз.
– Значит, пора, – опечалился Ронни.
Машина подъехала к ним. Ронни сурово взглянул на Ваулза. Нет, они дружили издавна, играли в крикет, но есть минуты, когда и знакомый с детства шофер кажется несколько лишним.
Избегая его взоров, Ронни (густо-вишневый) обнял свою невесту со всей страстью Фишей, вскочил в машину, помахал из окна, помахал еще и махал, пока видел Сью, после чего сел прямо и стал дышать носом.
Сью постояла на дорожке, а когда машина скрылась за рододендронами, задумчиво побрела к террасе. Августовское солнце палило вовсю. В траве стрекотали кузнечики, в лавандовом бордюре гудели пчелы, и все это, вкупе с жарой, располагало к отдыху. Заглянув за кедры, Сью увидела, что в тени стоит шезлонг, в шезлонге лежит Галахад, попивая виски с содовой, а рядом – еще одно кресло, явно для нее.
Однако долг превыше всего, как бы ни пекло, ни стрекотало и ни гудело. Ронни просил поговорить о свиньях, значит, надо поговорить.