Заезд на выживание
Шрифт:
Я сильно пришпорил Сэдмена.
— Вперед, мальчик! — прокричал я ему в ухо. — Давай, сейчас!
Впечатление было такое, словно сработал переключатель скоростей. Мы пожирали землю и после двух гигантских прыжков через открытые канавы шли уже третьими. Теперь резкий поворот влево, и начался последний подъем на холм.
Я пребывал в полном упоении от этой скачки. Не чувствовал ни малейшей усталости, да и Сэнд-мена, похоже, гонка не слишком утомила. Посмотрел вперед. Две лидирующие лошади тоже шли нормально, опережали нас примерно на
Я дал Сэндмену возможность отдышаться, немного сместился назад в седле, чтоб не давить ему на шею и грудь. На холме нас ждали два барьера, и я примеривался к первому. Слегка отпустил поводья, попросил прыгнуть как следует. Он среагировал незамедлительно, перемахнул через первую изгородь и вдвое сократил дистанцию до лидеров. Его переполняла энергия и желание победить, и впервые за все время я подумал, что смогу выиграть эти скачки.
А затем пришпорил его и попросил совершить последний рывок. Сэндмен всегда отличался невероятной выносливостью, единственное, чего ему не хватало, — так это куража у финиша. Нам нужно было опередить этих двух противников, обогнать их в прыжке, победно взлететь на холм и финишировать.
— Давай, мальчик, — подбадривал я его. — Давай, сейчас, сейчас!..
Приближавшихся к последнему препятствию лошадей слегка мотало из стороны в сторону, и тут вдруг я понял, со всей уверенностью осознал — мы победим!
Слегка дернул поводья, посылая Сэндмена в последний решающий прыжок. Смотрел на землю, на точку отрыва, и лишь периферическим зрением уловил, как одна из лошадей сильно зацепила брюхом изгородь. Я ослабил поводья, и это стало роковой ошибкой. Лошадь впереди потеряла равновесие при приземлении, и ее швырнуло вправо, прямо на нас. Мы с Сэндменом уже взлетели в воздух, и тут я понял, что приземляться просто некуда. Моя лошадь сделала все, чтоб избежать столкновения, но безуспешно.
Сэндмен перескочил через внезапно возникший перед ним круп поверженного противника и перекувырнулся в воздухе. Последнее, что я запомнил, — это надвигающаяся на меня с катастрофической скоростью зеленая трава. Затем все погрузилось во тьму.
Часть третья СУД И НАКАЗАНИЕ Мая 2009
Глава 10
Я сидел у себя в кабинете, просматривал материалы предстоящих дисциплинарных слушаний, на которых представлял интересы группы врачей, обвиненных в недостойном для профессионалов поведении при внезапной кончине пациента их больницы.
Зазвонил телефон на столе. Артур.
—Мистер Мейсон, — сказал он. — Тут к вам пришли. Я просил его подождать в секретарской.
—Кто пришел? — спросил я.
—Не говорит, — неодобрительно заметил Артур. — Просто настаивает, что должен переговорить с вами и только с вами.
Странно, подумал я.
— Так что, проводить его к вам? — спросил Артур.
— Да, пожалуйста, — ответил я. — Но только побудьте со мной, пока не уйдет, ладно?
—Конечно, —
—Ну, просто на тот случай, если мне вдруг понадобится свидетель, — сказал я. И от души пожелал, чтоб этого не потребовалось. Нет, вряд ли сюда явится Джулиан Трент и потребует личной встречи со мной.
Я опустил трубку на рычаг. У нас здесь существовало правило: сотрудники конторы могли встречаться с клиентами и посетителями только в конференц-зале на первом этаже, но, поскольку я лишь 203 недавно вышел на работу после той истории в Челтенхеме, Артур проявил неслыханную милость и разрешил мне встречаться с посетителями в кабинете. Подняться или спуститься на несколько ступенек на костылях — то было почти непосильной для меня задачей, особенно с учетом того, что все ступеньки у нас в здании узкие, а лестницы винтовые.
В дверь постучали. Вошел Артур, за ним следовал нервного вида мужчина с седыми волосами. В том же светлом твидовом пиджаке и рубашке в бело-голубую полоску, в которых я видел его в зале заседаний под номером три в Олд-Бейли и принял тогда за учителя. Впрочем, тогда верхние пуговицы на рубашке были расстегнуты, а теперь ансамбль дополнял красный в золотистую полоску галстук. Тот самый старшина жюри присяжных, которого я последний раз видел на пороге его дома, куда он меня решительно отказался пускать.
—Добрый день, мистер Барнет, — сказал я ему. — Прошу, входите. Спасибо, Артур, это все.
Артур вопросительно покосился на меня, я в ответ улыбнулся. И вот он развернулся и вышел, оставив меня наедине с посетителем. Я неловко поднялся из-за стола, протянул руку. Джордж Барнет осторожно приблизился, ответил на рукопожатие.
— Присаживайтесь, — сказал я ему и указал на стул напротив.
— Дело рук Трента? — спросил он, кивком указав на гипс, покрывающий всю мою левую ногу до верхней части бедра.
—Нет, — ответил я. — Просто упал.
—Я тоже очень неудачно упал, в прошлом июне, — сказал он. — У себя дома, в ванной, представляете? Перелом тазовой кости.
— А я с лошади упал. Во время скачек.
— О-о… — протянул он.
— Коленная чашечка раздроблена.
— О-о –—повторил он.
Я не стал говорить ему о трещине в позвоночнике, сломанных ребрах и поврежденном легком. А также о сотрясении мозга, которое даже семь недель спустя напоминало о себе жуткими головными болями.
Какое-то время мы сидели в молчании. Он оглядывал горы бумаг и коробок, заполнявших каждый дюйм свободного пространства в моем кабинете.
— Мистер Барнет, — начал я, и он поднял на меня глаза. — Чем могу помочь?
— Просто подумал, что это я могу вам помочь, — нерешительно произнес он.
— Да, пожалуй, — я был несколько удивлен. — Желаете кофе или чаю?
— Чай было бы в самый раз, — ответил он. — С молоком, один кусочек сахара.
Я снял телефонную трубку и попросил одного из юниоров оказать нам такую любезность, принести чай.