Загадай – исполнится!
Шрифт:
Он завернул птицу в пакет из-под сменки. В мягкой рыхлой земле под деревом металлической линейкой вырыли ямку, уложили в нее останки. Живой голубь все еще не шевелился. И только когда Марина с Федей отошли от могилки, вдруг встрепенулся.
– Улетай! – сказала ему громко девочка. – Ты лучше улетай!
– Живи! – велел Федя и свистнул, как заправский голубятник.
Голубь, словно послушавшись, взмыл в воздух.
– Летит! – радовалась Маришка. – Летит!
С тех самых пор голубиная любовь досталась в наследство Марине и Феде. Они были рядом, и по-другому происходить попросту не могло. Вместе, получив аттестаты зрелости, поступили в ветеринарную академию, вместе мечтали о будущем.
– Так где Федя? – повторила Маруся. – Что за дела?
– А
– Что это за бредятина такая? Какая кошка? Вы, похоже, совсем обезумели со своими зверями! – пораженно воскликнула бабушка.
– Не, ба, не обезумели. И не бредятина. Кошка соседская. Но с редкой судьбой. Соседи считают, что она понимает человеческую речь. И даже несколько слов говорит. Она у них умела говорить «мама», «мясо», «ау»…
– Ну, это часто хозяева желаемое за действительное выдают. На самом деле это все «мяу». Обычное кошачье «мяу», – возразила бабушка.
– Нет, бабуль. Она все по делу произносила. Когда хозяйка домой возвращалась, кошка бежала ее встречать и кричала «мама», когда есть хотела, говорила «мясо», а если ее звали, отвечала «ау». Бывают такие кошки.
Все дружно засмеялись.
– Ах, Маришка, какая ты у меня еще маленькая, – нежно проговорила Маруся сквозь смех.
– Мне двадцать лет, я скоро диплом о высшем образовании получу! – обиделась Маришка.
И эта искренняя обида доказывала, что детство ее никуда не ушло, так и жило в ней.
– Мариш, а что дальше с говорящей кошкой? – настойчиво потребовала продолжения истории Алька.
– А дальше то, что семья поехала на машине в Воронеж навестить старших родственников. Кошку не на кого было оставить, да и не хотели они. Приехали, погостили там за городом. А ее выпускать боялись: вдруг, мол, убежит, нагуляет котят и все такое. Она у них все время в комнате сидела взаперти и очень обижалась, ругалась на них, орала. Наконец собрались в обратную дорогу, сели в машину, поехали и стали между собой разговаривать о том, что надо уже кошку стерилизовать, тогда она гулять сможет, а то душа болит за беднягу. А она, видно, все поняла, – я ж говорю, что она у них все-все понимала, – и как сиганет в окно! Прямо на трассе! Они остановились, звали-звали, кричали-кричали, мать плакала, винила себя, клялась, что никто ей ничего не сделает, лишь бы только вернулась. Потом пришлось ехать без кошки домой. Месяц они переживали, страдали. А потом, представьте, она сама вернулась! Дошла до дому из Воронежа в Москву! Вот характер, а! Пришла и стала кричать у дверей квартиры. Они ушам не поверили. «Мама», – слышат. Открывают дверь, там она сидит. Ну, конечно, она уже не та, что была. Не домашняя котюлечка, а хищная, худая, с горящими глазами. Шерсть клочьями. Дикая кошка. Они ей так обрадовались, запричитали. А она в дом не вошла. Смотрит на них, и они понимают, о чем она. Короче, она им телепатически сообщила, что в дом не пойдет, но кормить ее они должны. Они все поняли. Тут же ей в миску навалили мяса, она сожрала, распушилась вся, но даже умываться не стала, как обычно кошки делают после еды, а убежала куда-то вверх по лестнице.
– Ничего себе кошечка! Вот сила! – восхитилась Варя. – Дошла сама из Воронежа! Это она им доказывала, выходит, что они не вправе на ее свободу посягать. Да, Мариш?
– Кто ее знает, чего она доказывала. В общем, позвали соседи Федю как специалиста, чтобы тот им помог кошку домой вернуть. Он, конечно, согласился. Его все звери любят, доверяют ему. Он поднялся на верхний этаж, там она и сидела, отдыхала от еды. Ну, он присел на ступеньку, стал ей объяснять, что надо бы домой, что никто ничего ей не сделает, что все плакали-рыдали, тосковали без нее. И она вроде слушала благосклонно. Даже мяукнула пару раз в ответ. А когда Федя руку протянул, хотел попробовать погладить, она его за палец и цапнула. Не поверила до конца. Так и живет сейчас отдельно от своих. Но за едой приходит. Хотя ее, конечно, надо бы отнести к ветеринару, обследовать. И в ближайшее время
– Ну как же так? Это же опасно! Это не шутки! – всполошилась бабушка.
– А никто про шутки и не говорит. Все будет хорошо, бабуль, не волнуйся. Вот он меня на дачу отправил, потому что видит, что я тоже переживаю за него, боюсь. А ему надо сейчас просто палец вылечить и от бешенства проколоться. Хотя он уверен, что бешенства у нее нет, по внешним признакам, по крайней мере.
– Если бешенство, их ведь сразу уничтожают? – спросила Маруся.
– Давай пока не будем об этом. Федя уверен, что завтра сможет с кошкой договориться. И все будет тогда понятно. Обследуют, диагноз поставят. Я вам все расскажу.
– Ох, грехи наши тяжкие. Каждый день сюрпризы, – пожаловалась бабушка, – Теперь вот за Федю еще бояться…
– А неужели ты боишься, бабуль? – поразилась Маруся.
Бабушка всегда выглядела такой уверенной и спокойной, что казалось, страх ей неведом.
– Боюсь, – спокойно ответила бабушка. – Больше всего боюсь кого-то из близких потерять. Боюсь пережить кого-то из любимых. Потому что это неправильно и несправедливо. Молюсь о вас всех, о том, чтоб здоровые были. Остальное – беситесь, как хотите.
– А мы разве бесимся? – удивилась Алька.
– А то нет? Каждый по-своему. Со своими закидонами. Вон папа твой: зачем он при жене и двух детях по горам шастает? Альпинизм – это риск для жизни ежеминутный. Покоряет горные вершины, а мама твоя изводится. И я вместе с ней.
– Не надо, бабуль! Все будет хорошо. Главное – о плохом не думать, – встревожилась Маруся.
В сердце ее многие годы жил страх за мужа. Она научилась с ним договариваться, справляться. Самое важное было: молчать и думать только о хорошем. Они обо всем договорились перед свадьбой. Маруся знала, что ее любимый не представляет себе жизнь без покорения вершин, без экстремальных путешествий. И без нее, Маруси, тоже не представляет. Но, зная себя, Саша честно предупредил, что не сможет вынести монотонное существование по формуле «работа – дом» больше трех месяцев. Да, он тогда готовился к защите кандидатской, да, он преподавал в университете, да, он был однолюбом, мечтающим прожить со своей избранницей всю оставшуюся жизнь. И при этом силу свою он черпал в опасных восхождениях. И про жизнь понимал там же. Он говорил про риск, нешуточный, настоящий риск, от которого отказаться не сможет, даже если сейчас она попытается заставить его отречься от гор. Он просил только об одном: понять его и принять их будущую жизнь именно такой, со всеми ее сложностями.
– Я не пью, не курю, у меня отличные профессиональные перспективы. Но раз в несколько месяцев я буду покидать тебя ради путешествий. Ты принимаешь меня? Ты согласна?
– Я постараюсь все принять, я люблю тебя, – пообещала тогда Маруся.
Она и принимала, и старалась привыкнуть, молилась о нем, заставляя себя не мучиться страхом за его жизнь. Но не всегда это давалось легко. Бывало, в голову лезли рассказы о Черном Альпинисте, которыми развлекал ее Саша в первые дни их знакомства.
Маруся, знавшая кучу всяких страшилок и всегда смеявшаяся над «черной рукой, идущей по вашему городу», была тогда почему-то очень напугана. Призрак Черного Альпиниста когда-то был человеком, погибшим в горах при странных обстоятельствах. Обстоятельства эти в разных легендах звучали по-разному. Одна история повествовала о двух друзьях, совершавших восхождение. Они оба были влюблены в одну девушку. Они шли в связке, и один из них сорвался, а другой перерезал соединявший их канат. Несчастный соперник разбился в пропасти. Тело его так и не было найдено. Но вскоре после этого выжившему альпинисту явился тот, кто погиб по его вине. Он был в черном, лица не различить, но живой сразу понял, что обречен. Нашли его утром неподалеку от палатки, где он устроился на ночлег. Следов насилия обнаружено не было. Но все шептались о Черном Альпинисте и о том, что в горы можно идти только с чистым сердцем.