Загадка архива
Шрифт:
“Мадам!..” — шёпотом позвала камеристка, боясь внезапно прервать её сон, так как артистка этого не любила. Опять — никакого ответа. Ирина Добреску подошла к своей госпоже на цыпочках: её молчание показалось камеристке неестественным. Крик ужаса! Кровавое пятно растеклось по белоснежной ночной рубашке артистки. А в руке, безжизненно согнутой и повёрнутой к сердцу, в судорожно сжатых пальцах — револьвер “Кольт 32”! У камеристки не хватило сил издать новый крик ужаса. Она застыла, словно парализованная. Могла ли она поверить, что её хозяйка, которую она обожала и которая казалась ей вечно молодой, была мертва?
Наконец,
Затем в статье говорилось:
«Так перестало биться горячее сердце и прервались грациозные пируэты, которые столько раз восхищали нас, заставляя с грустью вглядываться в прошлое, смело глядеть в глаза прожитым годам или, просто-напросто, забывать на несколько мгновений о повседневных заботах!»
Далее в том же романтическом тоне шёл своеобразный некролог, посвящённый «самоубийце». Да, самоубийце, потому что вначале всеобщее мнение склонялось к этой мысли, и в первый день ни одна газета не задала ставшего потом обычным вопроса: «самоубийство или преступление?»
Репортёр другой газеты, на этот раз женщина, анализируя причины, заставившие Беллу Кони покончить с собой, писала:
«Не следует забывать, что танцовщице было 38 лет, и рано или поздно должен был прийти момент, когда становится трудно подняться на сцену кабаре с таким… багажом. Окружённая первыми морщинками, адресованная зрителю улыбка теряет часть своего очарования, движение бёдер уже не поражает той кошачьей грацией, без которой нет настоящей танцовщицы. 38 лет — это возраст, способный вызвать отчаяние у женщины, привыкшей к аплодисментам и поклонению мужчин, рабов её капризов.
Звезда Беллы Кони близилась к закату, и она всего лишь ускорила её падение, ещё в полном блеске.
Для этого было необходимо мужество, и она его нашла. Потому что в известных условиях самоубийство — это акт мужества, а не слабости. Молодец!»
Ана остановилась, раздумывая над этой статьёй, в которой доля женского коварства переплеталась с солидной долей истины, сказавшейся в обрисовке психического состояния танцовщицы, и с неудачной попыткой оправдать её поступок.
Третья газета сообщала о событии в четырёх строчках, как о чём-то обычном.
Наконец, четвёртая задавала вопрос: «… Какова причина того, что Белла Кони покончила с собой? Неразделённая любовь? Или, может быть, разделённая, но прерванная по другим причинам, которые трудно вынести на суд общественности? Ведь всем известны отношения танцовщицы с двумя-тремя отпрысками благородных семейств и даже с несколькими… отцами благородных семейств. Во всяком случае, танцовщице было не до шуток и не до самоубийства, иначе ей достаточно было проглотить несколько таблеток аспирина, как это водится у чувствительных “самоубийц”. Пуля не прощает!»…
Ана усмехнулась, подумав о целой серии «Джульетт», при малейшей неприятности прибегающих к таблеткам аспирина, чтобы прославиться и привлечь к себе внимание. Да, говоря, что пуля не прощает, репортёр был прав…
Перед Аной лежали все подшивки. Она терпеливо листала страницу за страницей,
Казалось, первой реакцией репортёров было безоговорочное признание версии самоубийства. Никаких сомнений, ни одного вопросительного знака! И всё же — одна вечерняя газета, на первой странице, ставила эту версию под знак вопроса. Автор уголовной хроники, пожилой журналист с большим опытом, который нередко оказывался «правой рукой» полиции, воспроизводил главные пункты заключения судебно-медицинской экспертизы, которое уже стало доступно газетам. Явное стремление подчеркнуть некоторые «тревожные» моменты сказывалось в том, что данные заключения были набраны крупным шрифтом и пронумерованы.
Ана прочла их с напряжённым вниманием. Порядок данных был следующий:
1. Жертва держала револьвер в правой руке.
2. Ствол револьвера в тот момент, когда жертва нажала на курок, находился на расстоянии пяти сантиметров от её груди.
3. Извлечённая пуля — от револьвера «Кольт 32».
4. По положению отверстия, проделанного пулей в теле жертвы, можно рассчитать, что её траектория — от дула пистолета до груди жертвы — шла под прямым углом.
5. Ни одного следа насилия, кроме небольшого кровоподтёка на правой руке.
6. Положение тела жертвы на ковре несколько неестественно. Может быть, из-за того, что она билась.
Далее репортёр критикует выводы заключения и делает ряд предположений:
«… Траектория пули, наносящей рану самоубийце, не может образовать ПРЯМОЙ УГОЛ между телом и револьвером. Она должна идти по кривой…
… НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, чтобы самоубийца держала револьвер на расстоянии ПЯТИ САНТИМЕТРОВ! Обычно ствол револьвера ПРИЖИМАЮТ к телу.
… Прошу вас, уважаемые читатели взять в руки первый попавшийся предмет и, заменив им револьвер, изобразить попытку самоубийства. Вы заметите, что НЕВОЗМОЖНО застрелиться прямо в сердце, держа револьвер на расстоянии пяти сантиметров от тела. Вы заметите также, что СОВЕРШЕННО НЕВОЗМОЖНО, ЧТОБЫ МЕЖДУ СТВОЛОМ РЕВОЛЬВЕРА И ЕГО ЦЕЛЬЮ — СЕРДЦЕМ — ШЛА ПРЯМАЯ ЛИНИЯ. Это означало бы, что запястье руки, которая держит револьвер, СГИБАЕТСЯ почти под прямым углом — положение не слишком удобное для… самоубийства!»
Ана машинально попыталась воспроизвести предложенный репортёром жест, и в самом деле, запястье не слушалось приказа.
На следующий день уже целый ряд газет повторял вопросы репортёра, приводя новые данные. Возле слова САМОУБИЙСТВО был поставлен вопросительный знак. Некоторые газеты ещё отстаивали официальную версию, приводя аргументы из протокола комиссара, уполномоченного вести следствие.
«… В комнате жертвы не нашли ни одного следа, который позволил бы предположить убийство».
«… Отпечатки пальцев жертвы, довольно чёткие, различаются на рукоятке револьвера “Кольт 32”…»
«… Похоже, что в последнее время жертва переживала состояние депрессии, причины которого не установлены».
Однако от имени комиссара Пауля Михэйляну, который вёл следствие, — ни одного заявления. Из газет вытекало, что на третий день по городу начали ходить тревожные слухи, возникшие в результате расследования, проведённого специально откомандированным корреспондентом одной из газет, слухи, которые отстаивали версию вечерней газеты: ПРЕСТУПЛЕНИЕ!