Загадка архива
Шрифт:
— Капитан Эмиль Буня, — представился Эмиль, протягивая Михэйляну руку.
Михэйляну вздрогнул? По крайней мере, так показалось Эмилю. Но — лишь на какую-то долю секунды. Потому что он тут же нашёлся:
— Очень рад.
Казалось, что он ждал Эмиля.
«Он меня ждал? — спросил себя Эмиль. — Кто-то сообщил ему, что милиция интересуется делом Беллы Кони? Но кто? Филип Косма? Орнару?»
Бывший капитан кавалерии звонил Эмилю, словно желая что-то сказать, но раздумал. Тогда — Ионеску? Или актёр? Во всяком случае, кто-то это
— Кофе? — предложил Михэйляну и, не дожидаясь ответа, встал, включил в сеть плитку и поставил на неё джезик. Эмиль решил говорить с бывшим комиссаром полиции открыто.
— Вы ждали моего визита? — спросил он.
Михэйляну, тщательно отмеривавший дозы кофе и сахару, резко повернулся к нему и тут же снова вернулся к своему занятию.
Эмиль не настаивал. Решив дать бывшему следователю свыкнуться со своим присутствием, он встал и начал наблюдать в окно суету во дворе комбината.
Михэйляну сварил кофе и поставил джезик на стол.
— Я даже не спросил, какое вы предпочитаете… — усмехнулся он.
— Мне всё равно.
— А для меня приготовление кофе — это целый обряд, — признался Михэйляну. Он сел. Эмиль всё ещё стоял у окна.
— Да… я вас ждал… — только теперь ответил Михэйляну.
— Филип Косма? — не поворачивая головы, спросил Эмиль.
— Нет! — ответил Михэйляну. — И прошу вас об этом не спрашивать. Я вам не отвечу.
— Понимаю… — согласился Эмиль и сел на стул. Человек, пожертвовавший карьерой ради того, чтобы кого-то прикрыть, не станет открываться ему в самый последний момент!
— Почему вы занялись делом о смерти Беллы Кони? — поинтересовался Михэйляну.
— Скоро истекает двадцатилетний срок, — беря чашку, ответил Эмиль.
— Стоит ли ещё арестовывать убийцу? Теперь, когда… — Михэйляну намеренно не закончил фразу.
Эмиль не ответил. Пожав плечами, он продолжал потягивать кофе, приготовленное Михэйляну.
— Кофе превосходно! — заметил он.
— Я ведь специалист, — усмехнулся следователь.
Эмиль посмотрел на него.
— Мне хотелось бы обсудить пять пунктов вашего отчёта, — предложил он.
— Да… пожалуйста… это можно.
— Я надеюсь, вы помните…
— Человек, пожертвовавший своей карьерой, — если говорить вашими словами — должен помнить всё… — серьёзно ответил Михэйляну.
— Но прежде всего, один вопрос: вы с самого начала знали, что речь идёт о преступлении?
— Да! — признался Михэйляну.
— Почему вы начали допросы лишь на второй день?
— Кое-что я начал расследовать раньше, — обошёл вопрос бывший следователь.
— После того как газеты подняли шумиху…
— Тогда усомнился лишь один-единственный репортёр.
— А теперь — в связи с теми пятью пунктами. Меня особенно интересует ваше замечание о траектории пули. Вы написали, что кто-то держал руку жертвы…
— Да, угол полёта пули был явно… Я не мог, не имел права ошибиться в этом отношении!
— А потом вы попробовали подправить…
Михэйляну
— Да… я попробовал исправить… Я сказал, что могло быть так, но могло быть и по-иному… Это всего лишь гипотеза…
— Однако, гипотеза была логичной… — настаивал Эмиль.
— Да, но столь же логичной могла быть и другая гипотеза, — Дина Коман могла защищаться…
Эмиль посмотрел на него задумчиво. Разговор явно помогал ему проникнуть во всю сложность дела.
— Когда я перечитал досье, у меня сложилось впечатление, что вы нарочно запутали данные, чтобы прикрыть настоящего виновника, — сказал Эмиль.
— Да… ваше впечатление верно…
Эмиль не заметил в этих словах ни тени иронии. Пауль Михэйляну отвечал прямо на все его вопросы. Вернее, просто подтверждал его предположения. Эмиль был уверен, что если он спросит его прямо: «Убийца — Филип Косма?» — бывший следователь ответит искренне. Но только если спросить его прямо. По своей инициативе Михэйляну не откроет этого никогда. Нужно дать такой вариант, который Михэйляну вынужден будет принять. Но кто же из пятерых? Или — шестой?
Из материалов следствия невозможно было сделать вывод о том, существовал ли этот шестой.
Наверное, нужно было прочесть все номера газет, появившиеся задолго до преступления, особенно «светскую хронику»: рядом с именем танцовщицы обнаружилось бы тогда много других имён, которые могли навести на мысль…
Елена Фаркаш сказала, что у Беллы Кони были некоторые строго секретные связи. Высокопоставленные особы, которые не хотели компрометировать себя связью с артисткой кабаре, но которые не колеблясь встречались с нею тайком…
О чём ещё спросить Михэйляну? Ни о чём! Эмиль снова взглянул на него. Несмотря на его элегантный вид и спортивную осанку, этого человека, казалось, окружала атмосфера грусти… Глаза? Или глубокая складка посередине лба? Да… И волосы… И губы… И руки. Длинные пальцы с ухоженными ногтями…
— Я думаю, мне здесь больше нечего делать, — смущённо улыбнулся Эмиль.
— Мне очень жаль… — сказал Михэйляну. — Но вы должны меня понять. Я ничем не могу вам помочь… Извините меня, пожалуйста… Вы меня понимаете? — казалось, умолял его Михэйляну.
— Понимаю…
Эмиль поднялся. Настаивать было бесполезно.
Михэйляну тоже встал. Он был по-настоящему смущён. В какой-то момент он, казалось, хотел что-то добавить. Но отказался.
— Мне очень жаль! — повторил он, беспомощно разводя руками.
— Всего хорошего, — произнёс Эмиль.
— Прошу вас, извините меня, — настаивал Михэйляну.
Эмиль вышел из кабинета бывшего следователя с ощущением, что он поторопился. Может быть, от смущения? А если бы он остался ещё на несколько минут? Более чем вероятно, что через несколько дней после официального прекращения дела Михэйляну сам придёт к нему объяснить своё поведение, и, может быть, откроет ему нечто сенсационное…