Загадка Белой Леди
Шрифт:
– Любят не сознанием, мой драгоценный Виктор. И переживания, и горе ее подлинны и ничуть не менее серьезны, чем у какого-нибудь высоколобого профессора, у которого с сознанием и психикой все в порядке. Но вот что: на днях я покидаю наше благословенное заведение и очень прошу вас, нет, я просто требую, чтобы еще до моего отъезда вы объяснили ей все.
– Что все? – рассмеялся Виктор, но глаза его стали серьезны и печальны. – Что мы пережили с вами несколько действительно упоительных часов? Что вы настоящая, умная, прелестная девушка?
– Пусть так, но… – лицо Виолы вспыхнуло так, что это
– Она не поверит. Большинство людей, находящихся здесь, не в состоянии понять парадоксов такого рода. Для них поступки и чувства неразделимы.
– И все же вы должны попытаться! – Девушка даже топнула ногой, чтобы придать своим словам большую требовательность.
– Подобная откровенность только увеличит ее боль.
– Разве можно еще что-то увеличить после нашего сегодняшнего танго! Нет, вы пойдете, побежите к ней прямо сейчас! – В голосе Виолы появились опасные истерические нотки. – Слава богу, писать вам ничего не надо, ваша дисграфия вам не помешает, а говорить вы мастер!
– Успокойтесь, Виола, вернемся в зал, наше отсутствие становится уже невежливым.
– Да плевала я на всю эту вежливость! Идите один, раз это вас так заботит! А я… – Она отчаянно взмахнула рукой и, ссутулив узкие плечи, побрела вверх по дорожке терренкура, освещенной неверным светом молодого месяца.
– Только без глупостей, Виола! – крикнул ей в спину Виктор. – Иначе я буду вынужден…
Но девушка не обернулась, и он обреченно махнул рукой.
Миссис Хайден выскочила из зала и, как раненое животное, всегда стремящееся найти укромный уголок, инстинктивно постаралась уйти подальше от тускло светящегося куба столового корпуса. Но его свет, казалось, догонял, преследовал, мучил ее повсюду, а там, где густыми купами стояли ели или плотные шпалеры кустов, начиналась власть яркого, несмотря на свою ущербность, месяца. Миссис Хайден ощущала себя голой пред целым светом, как телом, так и душой. Хотелось завыть и, сжавшись в тугой комочек, слиться с травой, с землей, с небытием. Неужели ее вернули к жизни ради того, чтобы сейчас она так хотела умереть?! Слезы беззвучно катились по ее лицу, но она даже не ощущала их вкуса, ибо только острота воспоминаний придает им настоящую горечь.
Конечно, надо идти в «Биргу», а завтра… Завтра надо попросить доктора Робертса, чтобы он перевел ее куда-нибудь в другое место – ведь не одна же на свете такая клиника, в конце концов! И она не подопытная крыса, а пациентка, которой нужны соответствующие условия… Другая клиника, с такими же удобствами, питанием, лечением… В голове миссис Хайден промелькнули изысканные блюда, тонкое белье, дорогие лекарства, водолечебница, многочисленный штат вы-школенной обслуги… И неожиданно несчастную женщину поразила странная мысль. Это очень дорогая клиника – кто оплачивает ее пребывание здесь? Ведь если у нее нет ни родных, ни близких, то, значит, Робертс платит за нее из своего кармана как за интересный экземпляр… и никогда никуда не переведет. Она в ловушке. И кто расскажет ей всю правду? Хотя бы часть правды? Синеглазое смуглое лицо снова на мгновение явилось ей из темноты. Виктор… Но если б он знал, он уже давно и так рассказал бы ей это. Доктор Робертс, конечно же, знает все, но не расскажет. И откуда,
Миссис Хайден обнаружила, что уже некоторое время на ощупь двигается вдоль стены, где в зарослях плюща таилась спасительная темнота. Месяц скользнул за одну из четырех башен, и торжественная тишина окутала все вокруг. И в этой тишине настороженным слухом миссис Хайден вдруг уловила легкое журчание воды, пробегающей где-то далеко-далеко. И под этот умиротворяющий плеск перед ее глазами вновь закачались стройные кипарисы на фоне ярко-синего неба, зажурчал ручей, весь в неверных солнечных бликах, а огромный платан щедро раскинул тень по песчаному берегу.
– Какой райский уголок выбрал ты, Феодор, – слышался ей голос, принадлежавший, казалось, не человеку, но самой природе. – Как хорошо здесь укрыться от жары, наслаждаясь прохладой ручья и тенью от широких платановых листьев…
И ей привиделся круглый благообразный старик с бородой и в белых одеждах, который, блаженно потирая ноги, сидел на берегу моря и лучистыми, голубыми, нежно улыбающимися глазами смотрел вдаль. Впрочем, в следующее же мгновение видение исчезло столь же безболезненно, как и появилось, а из тени под башней ей навстречу выступил Жак.
Жак! Вот к кому надо было идти с самого начала! Жак, который живет здесь тысячу лет, встречает новых пациентов и общается с половиной из них.
– Жак! – Миссис Хайден бросилась к нему как к спасению. Но на лице маргинала вместо обычной беззаботной улыбки царила напряженность. – Жак! – Она бросилась к нему и, обняв, прижалась щекой к несвежей клетчатой рубашке. – Скажите же, скажите мне все!
– Всего никто не знает, росляйн. – Жак стоял, широко расставив руки, чтобы не касаться ее, а она плющом висела на широких плечах. – Я бы тоже хотел много чего знать… Вот, например, почему ты не на балу? – уже привычным тоном поинтересовался он.
– Я… Я ушла оттуда.
– И пошла гулять? – В голосе его снова промелькнула напряженность.
– Я просто так шла. И, знаете, тут, совсем рядом я услышала ручей. Или речку.
– Да, ты права.
– Где мы?
– В раю, росляйн, мы воистину в раю. Особенно ты.
– А разве я умерла? – По телу миссис Хайден прошла волна отвратительной мелкой дрожи.
– Нет. Жива, к счастью, живей некуда. Да не трясись! Сядь-ка вот здесь и успокойся, я лучше расскажу тебе сказку. – И Жак, словно куклу, усадил миссис Хайден, прислонив спиной к холодной стене. – Когда-то были два великих государства, одно маленькое и богатое, другое же огромное и бедное. И вели они между собою войну. Но войну не с пушками и развевающимися знаменами, а войну тайную, тихую, и чем тише, тем лучше. Но и в этой войне были свои генералы, свои солдаты и свое оружие. Оружием были обман, подкуп, предательство.