Загадка для Леонардо
Шрифт:
Завершив этот монолог, Макиавелли вытер пот со лба и вопросительно взглянул на собеседника, но лицо Леонардо оставалось бесстрастным.
– Вы полагаете, - спросил он после долгого молчания, - что люди Борджиа отравили вашего слугу, дабы вы остались один и без защиты? А сам отъезд был внезапен?
– Да. Голоса членов магистрата разошлись, и решение было принято в последний момент. Более того, я даже жене не сказал, куда отправляюсь.
– В дороге вы останавливались где-либо, чтобы перекусить или выпить?
– Нет. Мы планировали сделать первый привал сегодня в полдень.
–
– Есть еще одна возможность. Я не могу отделаться от этой мысли. Измена! Что, если среди членов магистрата есть тайный агент Чезаре? Это страшный враг! Настойчивость и отвагу льва он соединяет с коварством и хитростью лисицы. Его цель - подчинить себе всю Италию и стать ее королем, я уверен в этом... Изменнику хватило бы времени, пока я собирался в дорогу, поднять своих людей и дать указания.
– Но не хватило бы времени отравить слугу, не говоря о том, что проще было бы отравить вас, а не Джакомо. Вы видели людей, которые вас преследовали?
– Нет. Это профессионалы высокого класса. Они идут за мной по пятам, но они незаметны, не отличимы от окружающего пейзажа. И кто-то из них сейчас здесь, на этом постоялом дворе, возможно, за стеной...
– За стеной никого нет. Я живу здесь уже два дня, и не слышал ни единого звука. В комнате, смежной с вашей, вчера вечером поселились два торговца из Пизы. В угловой комнате уже неделю, по словам хозяина, живет бродячий лекарь весьма подозрительного вида. Вот и все постояльцы.
– Любой из них может быть агентом Чезаре или, еще вернее, орудием в руках его агентов. Из страха или корысти они могли украсть письмо и передать его слугам герцога Валантинуа. Кстати, это могли сделать и слуги. Это могли сделать все, кроме Занотти, Пьетро и вас, мессир.
– Наоборот, вы должны подозревать меня в первую очередь. Я знал, кто вы, еще до того, как вы постучались в мою дверь. Зная, кто вы, нетрудно догадаться о вашей миссии, а вот этот инструмент откроет любой замок - и на дверях, и на шкатулке.
Леонардо да Винчи встал, подошел к стоявшему на лавке у стенки дорожному мешку и вытащил оттуда длинный тонкий предмет, похожий на шило, но с приплюснутым прямоугольным окончанием.
– Я назвал его сacciavite, и этот инструмент весьма пригодится механикам.
– Верю, мессир, но воры открывают замки и без диковинных инструментов, простыми ножами. А вы, даже если и могли отпереть замки, не стали бы похищать письмо: зачем вам это?
– Из страха или корысти. Из любопытства. Могу предположить еще десяток мотивов.
– Но зачем, мессир?
– Чтобы вы поняли: подозревать надо всех - или же никого. Вы позволите осмотреть вашу комнату?
– Конечно.
В комнате секретаря Флорентийской республики Леонардо первым делом внимательно осмотрел ларец для бумаг. Он запирался на серебряный замок простой работы, без всяких украшений.
– Вы говорите, что когда обнаружили исчезновение письма, шкатулка была
– Стало быть, шкатулку отперли не ножом или иным приспособлением, а ключом.
– Очень странно. Ключ от него я ношу на шее под одеждой, ни на секунду с ним не расставаясь. И он весьма непростой формы.
– Значит, вы оставили шкатулку не запертой, - убежденно ответил Леонардо.
– Это невозможно. Я никогда не оставляю ее незапертой, это уже привычка.
– Не торопитесь, пусть отвечает ваша память, но не самолюбие. Смотрите: воротник вашей сорочки застегнут затейливой фибулой: чтобы она держалась в горизонтальном положении, ее иголку нужно пропустить через ткань несколько раз. Позвольте взглянуть... так и есть, фибула застегнута весьма аккуратно.
– Вы хотите сказать, что для того, чтобы извлечь цепочку с ключом из-за пазухи, я должен был расстегнуть сорочку, а потом в спешке заколоть ее кое-как?
– Да. Чтобы столь аккуратно заколоть фибулу, нужна спокойная рука и лишние полминуты. В условиях потока воды из окна, заливающей постель, ее у вас не было. Ведь вы "побежали", а не "пошли" или "отправились" за хозяином.
– Черт возьми... О, простите, мессир... Я отчетливо помню, как расстегивал ворот сорочки и вытаскивал ключ, отпирая ларец. Вслед за тем я снова спрятал цепочку с ключом под одеждой и застегнул фибулу, уколов палец - игла в ней очень острая. Я часто колюсь ею, но фибулу мне подарила жена на годовщину свадьбы и я ношу ее, чтобы ей было приятно. Гм... Да, если бы я застегивал ее в спешке, то снова уколол бы пальцы и точно бы это запомнил. Неужели я в спешке забыл запереть шкатулку?
– Похоже на то.
– Тогда я жалкий глупец, заслуживающий все, что с ним произошло. Но нет! Я уверен, что запер ее, хотя и не помню, как это произошло. Видимо, я сделал это механически.
– Теперь осмотрим дверной замок, - предложил да Винчи, ничего не ответив на последнюю реплику собеседника.
Леонардо и Макиавелли со свечами в руках вышли в темный коридор и склонились над железным дверным замком. Его внешняя сторона которого была покрыта множеством царапин, поставленных несколькими поколениями обитателей постоялого двора, открывавшими дверь в полумраке или же рукой, дрожащей от усталости или вина. Старые и новые царапины перепутались, и прочесть эту клинопись не смог даже Леонардо да Винчи.
– Вернемся к ларцу, - предложил он, и Макиавелли, погруженный в свои мысли, покорно кивнул.
За окном снова прогрохотал гром, и в его раскатах флорентийскому секретарю померещилась дьявольская насмешка.
Леонардо открыл шкатулку, и, спросив позволения хозяина, вынул лежащие там бумаги. Это были копии договоров, счета и некая рукопись.
– "Государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого. Военное искусство наделено такой силой, что позволяет не только удержать власть тому, кто рожден государем, но и достичь власти тому, кто родился простым смертным", - прочел он вслух.