Загадка Рэд Хауза
Шрифт:
Вечером того же дня он явился ко мне, как я и ожидал, все еще трясясь от гнева. Впредь мисс Норрис никогда не будет приглашена в этот дом; мне следует сделать соответствующую запись в своем блокноте: впредь — никогда. Это возмутительно! Если бы не его репутация гостеприимного хозяина, он бы выставил ее уже завтра утром. Но так уж и быть, пусть остается; этого требует гостеприимство. Но впредь она никогда не переступит порог Рэд Хауза — на этот счет решение его окончательно. Так и должен записать в свой блокнот.
Я, как мог, его успокаивал, уж больно он расхорохорился.
— Что гут смешного? — холодно спросил он.
Я продолжал смеяться.
— Просто я подумал, — объяснил я, — что неплохо было бы тебе на ней отыграться.
— Отыграться? Что ты имеешь в виду?
— Ну, отплатить ей той же монетой.
— Ты хочешь сказать, я ее должен тоже напугать?
— Нет-нет. Но и ей можно устроить сюрприз с переодеванием. И позабавиться над ней в присутствии других. — Я вновь рассмеялся. — Чтобы впредь неповадно было.
Он воодушевился.
— Прекрасно, Кей! — вскричал он. — Вот это здорово! Но как? Ты должен это придумать.
Не знаю, рассказывал ли вам Беверли об актерских амбициях Марка. Во всех искусствах он был любителем, но весьма тщеславным, актером же считал себя просто великолепным. Конечно, в некоторых способностях ему отказать нельзя, особенно, когда он сам ставил спектакль для приглашенных и, следовательно, заранее восхищенных зрителей. Но на профессиональной сцене даже в крохотной роли он был безнадежен; зато в любительских спектаклях, исполняя к тому же главные роли, он снискал одобрение всех местных газет. Итак, идея устроить небольшой любительский спектакль, направленный против профессиональной актрисы, зло над ним подшутившей, в равной мере взывала и к его тщеславию, и к его жажде мести. Ежели он, Марк Эблет, своей замечательной игрой сумеет провести саму Рут Норрис и поиздеваться над ней в присутствии других гостей, а потом вместе со всеми над ней посмеяться, — можно ли придумать отмщение слаще этого?
(Вам кажется это мальчишеством, мистер Гилингем? О, вы не знали Марка Эблета.)
— Но, как, Кей, как? — теребил он меня.
— Ну, я еще об этом не думал, — запротестовал я. — Просто мне пришла в голову идея, вот и все.
Тогда он стал думать сам.
— Я мог бы представиться антрепренером, который приехал с ней повидаться. — Нет, она, наверное, всех антрепренеров знает в лицо. Может, лучше репортером?
— Это сложно, — задумчиво возразил я. — У тебя довольно характерное лицо, понимаешь. К тому же твоя борода…
— Я ее сбрею, — перебил он.
— Марк, дорогой!
Он потупил глаза и пробурчал:
— Я все равно собирался с ней расстаться. И потом, если уж браться за дело, то как следует.
— Да, ты всегда был актером, — сказал я, глядя на него с притворным восхищением.
Он чуть не замурлыкал от удовольствия. Больше всего на свете он любил, когда его так называли. Я понял теперь: он у меня в руках.
— Все равно, — продолжал я, — даже без бороды и усов тебя
— Если что?
— Если ты не представишься Робертом, — я вновь рассмеялся. — А что? — продолжил я, воодушевляясь. — Совсем неплохая идея. Представиться Робертом, этим непутевым братом, и в провинциальной манере немного поприставать к мисс Норрис. Попросить у нее денег в долг и еще что-нибудь в том же духе.
Он смотрел на меня, поблескивая своими маленькими глазками, и нетерпеливо кивая головой.
— Робертом, — повторил он. — Что ж. Только как мы все это устроим?
Брат Роберт действительно существовал, мистер Гилингем, в чем безусловно и вы, и инспектор уже удостоверились. И он действительно был непутевым и действительно уехал в Австралию. Но он не приезжал в Рэд Хауз во вторник. Он не мог этого сделать, хотя бы потому, что умер три года назад (никем, кстати, не оплаканный). Но об этом, кроме Марка и меня, не знала ни одна душа, ведь после смерти в прошлом году сестры Марк остался последним живым из всей семьи. Сомневаюсь, к тому же, чтобы эта сестра знала о судьбе Роберта. В их доме о нем не принято было говорить.
Два следующих дня мы с Марком подробно разрабатывали план действий. Но, как вы понимаете, цели мы преследовали разные. Марк рассчитывал, что розыгрыш продлится, скажем, несколько часов; я же — надеялся что в этой роли он сойдет в могилу. Ему надо было только обмануть мисс Норрис и других гостей; мне надо было обмануть всех. Я решил, что убью его, как только он переоденется Робертом. Роберт будет убит, а Марк (естественно) скроется. Что в этом случае можно будет подумать? Лишь одно: что Марк убил Роберта! Теперь, надеюсь, вы понимаете, насколько важно было для меня, чтобы Марк отнесся к своему новому (и последнему) перевоплощению серьезно. Малейшая небрежность могла оказаться роковой.
Вы, вероятно, возразите, что подобный замысел невозможно осуществить с необходимой тщательностью. А я вам на это отвечу, вы не знали Марка. Он был тем, кем он более всего на свете желал быть — актером. Ни один Отелло ни разу не гримировался с таким энтузиазмом. Борода была обречена сразу же — возможно, свою роль сыграло здесь случайное замечание мисс Норбери. Она не жаловала мужчин с бородой. Но бороды мало, надо было, чтобы и руки поддельного Роберта не походили на холеные руки джентльмена. Несколько минут игры на струнах его актерского тщеславия артиста решили дело. Он грубо постриг ногти. "Мисс Норрис сразу обратит внимание на твои руки, — сказал я. — К тому же настоящий актер…"
То же и с его бельем. Излишне было напоминать ему, что кромка тонкого белья, высунувшаяся из-под брючины, может все испортить. Истовый актер смирился и с грубым бельем. Я купил все необходимое в Лондоне. Даже если бы я не спорол с вещей все ярлыки, он, несомненно, сделал бы это сам. Как хороший актер, играющий роль австралийца, он не мог позволить себе оставить на белье ярлыки с адресами магазинов Ист-Лондона. Итак, мы оба готовили все очень тщательно; он как актер, я… можете сказать, как убийца, если вам так хочется, мне теперь все равно.