Загадка старой колокольни
Шрифт:
Нитка была длинной, может, метров пятьдесят. Мы растянули её между деревьями.
Не знаю почему, но я очень волновался. Даже слышал, как сердце в груди быстро-быстро стучало.
Кусты в нашем садике густые, и мы с Лёнчиком не видели один другого.
Я приложил к уху коробочку.
В ней слышался будто далёкий шум прибоя, и больше ничего.
— Лёнчик, — кричу другу что есть силы, — говори мне что-нибудь, а я буду слушать!.. Только повернись ко мне спиной и говори не очень
Я тоже отвернулся от него, одно ухо закрыл ладонью, а к другому приложил коробочку. И снова в ней далёкий шум прибоя. Но неожиданно слышу я в том шуме слабенький голос Лёнчика:
— Я могу, конечно, говорить тебе всё, что угодно, но ты, Жужу, всё равно не услышишь…
Да, может, это мне просто по атмосфере слышно Лёнчика? Ведь он же в каких-то пятидесяти метрах от меня, он там, за кустами и деревьями.
Я отвёл коробочку из-под ваксы от уха. Нет, не слышно ничего. Снова к уху. А там:
— Хотя ты, Жужу, и мечтаешь, как Ньютон, сделать большое открытие, но над твоим ниточным телефоном даже куры будут смеяться… Ха-ха-ха…
У меня от его слов и смеха даже дух перехватило.
— Врёшь, Лёнчик, или как тебя там, «Орион»! — радостно кричу ему в коробочку, да с такой силой, что и без телефона можно было бы услышать. — Куры смеяться не будут, потому что я всё разобрал до словечка… А если бы сам Ньютон увидел нашу «трансконтинентальную» линию, то и ему бы захотелось поговорить… Перехожу на приём!
ПЕРЕЕЗД
С каждым днём всё отчётливее вырисовывались грани нашей детали. Мы нарезали зубчики. Один — Лёнчик, второй — я. Так и шли по кругу. И каждому из нас хотелось, чтобы его зубчик был не хуже соседнего, нарезанного другом. Мы даже соревновались — кто лучше смастерит.
Но иногда среди работы вспоминалась вторая надпись: «Август Кюнте, 1943». Воображение дорисовывало рядом ещё одно слово: фашист.
У меня от этого опускались руки. Нет, даже больше — хотелось напильником разбить и это колесико, и все часы.
Тогда Лёнчик говорил:
— Ну какой ты, Жужу, бестолковый… Разве часы в чём-либо виноваты?
— Часы — это пусть… Но Вилли я больше не напишу ни слова…
— Но дедушка говорил же тебе и про Вилли, что он тут ни при чём, как и его дед Ганс Кюнте…
— «Говорил, говорил»! — сердился я. — Если уж он такой, что умеет и камни слушать, то пусть ему колокольня расскажет, что делал Август Кюнте в нашем городе в сорок третьем году…
Но дедушки возле нас не было, он пошёл с самого утра с какой-то деталью часов на завод.
Вообще-то, когда мы работали здесь втроём, было и тесно, и неудобно. Тиски одни, а они ведь каждую минуту нужны всем. У дедушки ещё была нужда и в точильном станке, и в шлифовальном,
Как-то, вернувшись из «Глобуса» домой, мы увидели возле нашего подъезда грузо-легковую машину. Дедушка что-то нёс в багажник.
— Переезжаем, — сказал нам весело, — потому что у меня уже ноги болят беспрерывно мерять дорогу с завода домой и обратно.
Дедушка был в хорошем настроении и снова поспешил в подвал. Мы с Лёнчиком тоже кинулись помогать ему выносить детали часов.
— А как же наше колесико? — спросил я.
— Вы будете здесь работать.
Это было и хорошо, и в то же время… Что ни говорите, а с дедушкой и веселее, и интереснее. Я грустно сказал:
— Ну хоть прокатите нас до завода?..
— Да сколько тут того катания!.. А вы что, не наездились на трамваях да автобусах?
— Так это же на машине… Разрешите, дедушка?..
— Ну что, возьмём? — глянул он на шофёра.
— Пусть садятся, — согласился тот. — Конечно, трамвай или автобус — это одно, а машина — совсем другое.
Обрадованные, мы залезли в фургончик.
Уже было выехали на улицу, как вдруг дедушка вспомнил, что забыл чертежи, да и мастерская осталась открытой. Шофёр остановил машину, и дедушка быстренько побежал в подвал.
Вышли из машины и мы с Лёнчиком, стоим на тротуаре и смотрим, как реактивный самолёт по синему небу раскручивает белый толстый канат и заплетает его в удивительные петли.
Видим, вот уже и дедушка возвращается. Подходит к нам, а в это самое время по тротуару не спеша идут трое мужчин.
— Добрый день вам, дедусь! — закричал один из них.
Я присмотрелся и узнал среди них того блондина с голубыми глазами, которого видел в колокольне.
— Ну, как ваши дела? — интересуется. Дедушка пожал всем троим руки и весело сказал:
— Работаем… Уже разгадали все секреты этих вот немецких часов. Скоро подлечим их на все сто процентов…
— Подлечите? — усмехнулся блондин с голубыми глазами.
— Да! — Дедушка расправил усы. — Не только подлечим, но и новую жизнь им дадим… Рабочая кость, парни, она крепкая, и не такое умеет делать…
— Так, так, — сказал блондин с голубыми глазами многозначительно и якобы приветливо, но в глазах его я заметил какие-то неприветливые чёртики, и они забегали. Он смерил дедушку взглядом с головы до ног, потом пристально посмотрел на него: — Но вы, дедусь, кажется, не только часовым механизмом занимаетесь, но и другими вещами… — Последние слова он сказал почти шёпотом, кашлянул и добавил: — Нас ознакомили с вашим письмом, которое вы успели провернуть там, на заводе…