Загадка улицы Блан-Манто

Паро Жан-Франсуа

Поглощенный размышлениями, он добрался до улицы Жевр. Там, избавившись, наконец, от бесполезных мыслей, он с изумлением уставился на пересекавшую Сену улицу, спустившись на набережную Пелетье, он пригляделся и сообразил, что перед ним всего лишь мост, по обеим сторонам которого выстроились дома. Поджидавший заказчиков маленький савояр [3] с сурком на плече сообщил ему, что это мост Мари. Часто оборачиваясь, дабы полюбоваться чудом строительного искусства, он, наконец, добрался до Гревской площади. Он сразу узнал ее, так как в детстве часто рассматривал гравюру, изображавшую казнь разбойника Картуша, состоявшуюся на этой площади в ноябре 1721 года при большом стечении народа. Глядя на картинку, маленький Николя воображал, как он, никем не замеченный, стоит в толпе, и никто даже не подозревает,

что страшный разбойник пойман только благодаря его храбрости, ловкости и отваге. Постояв немного, он отправлялся ловить новых, еще более ужасных разбойников… Молодой человек содрогнулся: его детские фантазии обрели реальные очертания, и через несколько шагов он действительно сделает свой первый шаг по пути на сцену, где по велению уголовного суда разыгрываются кровавые спектакли.

3

Уличный музыкант, уроженец альпийской провинции Савой.

Оставив по правую руку зерновую пристань, он вошел в аркаду Сен-Жан, ведущую в самое сердце старого Парижа. Объясняя ему дорогу, отец Грегуар, упомянув об этой улочке, всячески предостерегал его: «Этот проход, — говорил он, сжимая руки, — мрачный и опасный, весь сброд с улицы Сент-Антуан и из Сент-Антуанского предместья ошивается именно там». Аркада слыла излюбленным местом воров и попрошаек, поджидавших прохожих под пустынным сводом. Николя шел, внимательно оглядываясь по сторонам, но ему встретились только разносчик воды да несколько поденщиков, направлявшихся в поисках работы на Гревскую площадь.

Пройдя улицы Тиссандери и площадь Бодуайе, он добрался до рынка Сен-Жан. Как сказал его наставник, это был второй по величине рынок Парижа после Центрального рынка. Николя узнал его по источнику, расположенному в центре рыночной площади, возле кордегардии; к источнику тянулась ниточка парижан, желавших запастись водой из Сены.

Николя, привыкшему к порядку, царившему на провинциальных рынках, пришлось прокладывать себе дорогу через настоящий хаос. Продукты, за исключением мяса, удостоившегося особых прилавков, лежали на земле вперемешку. Осень стояла теплая, поэтому отовсюду доносились резкие запахи, а оттуда, где продавали морскую рыбу, тянуло, пожалуй, и тухлятиной. Молодому провинциалу казалось, что большего и более оживленного рынка, чем этот, просто существовать не может. Отведенные для торговцев прилавки теснились друг к другу, не давая ни проехать, ни пройти. Но и здесь, как и повсюду в Париже, экипажи дерзко двигались вперед, грозя раздавить всех, кто попадется на пути. Всюду торговались, спорили, и, присмотревшись, Николя отметил, что, судя по одежде и выговору, торговцами являлись в основном крестьяне из пригородных деревень, приехавшие продать выращенные своими руками зелень, овощи и живность.

Увлекаемый людскими течениями и водоворотами, Николя раза три или четыре обогнул рынок, прежде чем обнаружил улицу Сент-Круа-де-ла-Бретонри и сумел свернуть в нее. Малолюдная улочка беспрепятственно вывела его на улицу Блан-Манто, где между поворотами на улицы Дюпюи и Дюсенж он отыскал дом Лардена.

Он остановился и принялся разглядывать небольшое четырехэтажное здание, окруженное с обеих сторон высоким забором, скрывавшим от нескромных взоров крошечный садик. Наконец он нерешительно поднял дверной молоток и тотчас отпустил; молоток упал с глухим стуком, и в ответ из дома донеслось гулкое эхо. Дверь приоткрылась, и в проеме показалась женская голова в белом чепце с оборками, из-под которых выглядывало широкое лицо с толстыми щеками, под стать мощному торсу, обтянутому красной кофтой без рукавов; с могучих рук стекала мыльная вода.

— Чефо вам надо? — спросила она со странным выговором, какого Николя еще ни разу не слышал.

— Я принес письмо от господина де Сартина для комиссара Лардена, — кусая губы, ответил Николя, вынужденный сразу выложить свой единственный козырь.

— Дайте мне.

— Я должен передать его комиссару в собственные руки.

— Дома никого. Здите.

И она резко захлопнула дверь. Николя ничего не оставалось, как проявить терпение, которое, как он в очередной раз убеждался, в Париже являлось самой необходимой добродетелью. Не рискуя отходить далеко от дома, он отсчитал сто шагов и принялся изучать ближайшие строения. На другой стороне улицы, где время от времени мелькали прохожие, он заметил несколько строений, окруженных высокими деревьями с облетевшими листьями; судя по всему, там находились монастырь и прилегавшая

к нему часовня.

Утомленный утренним путешествием, он уселся на крыльцо, решив больше никуда не ходить; рука ныла от тяжелого мешка с вещами. Ему хотелось есть, утром в монастыре Карм Дешо он успел съесть только немного хлеба, размоченного в супе. На соседней колокольне пробило три, когда плотного сложения мужчина в седом парике и с тростью, более напоминавшей дубину, сухо потребовал его освободить проход. Сообразив, что перед ним хозяин дома, Николя вскочил и, поклонившись, произнес:

— Прошу прощения, сударь, но я жду комиссара Лардена.

Два голубых глаза смерили его колючим цепким взором.

— Ждете комиссара Лардена? А я со вчерашнего дня жду некоего Николя Ле Флоша. Вы его, случаем, не знаете?

— Это я, сударь, но, понимаете…

— Можете не объяснять…

— Но… — пробормотал Николя, протягивая письмо Сартина.

— Я лучше вас знаю, что приказал вам начальник полиции. А письмо можете взять себе на память, мне оно больше не нужно. Оно не сообщит мне ничего нового, а только подтвердит, что вы не подчинились полученным инструкциям.

Ларден стукнул в дверь, и в проеме показалась прежняя толстуха.

— Сударь, я не хотела…

— Я все знаю, Катрина.

Он повелительно взмахнул рукой, предупреждая таким образом служанку, дабы та воздержалась от болтовни, и одновременно подавая Николя знак следовать за ним. Войдя в дом, он сбросил плащ, оставшись в камзоле без рукавов из толстой кожи, и стянул парик, под которым заблестел совершенно лысый череп. Следом за хозяином дома Николя вошел в библиотеку, поразившую его своей красотой и царящим в ней спокойствием. В камине из резного мрамора догорали дрова. Черный с золотом рабочий стол, удобные кресла бержер, обитые утрехтским бархатом, светлые деревянные панели на стенах, гравюры в рамках и выстроившиеся на полках книги в богатых переплетах — все способствовало созданию той атмосферы, которую наблюдатель, более опытный в житейских делах, чем Николя, вполне мог бы назвать сладострастной. Впрочем, молодой бретонец смутно чувствовал, что столь утонченная обстановка нисколько не соответствует грубому облику его хозяина. Однако сравнивать он мог только с большой гостиной в замке Ранрей, во многом сохранившей свой средневековый облик.

Ларден не стал садиться.

— Сударь, вы странным образом начинаете свою карьеру на поприще, где точность является одним из главнейших качеств. Господин де Сартин поручил вас мне, но я не знаю, чем я обязан такой честью.

Насмешливо улыбаясь, Ларден защелкал суставами пальцев.

— Однако я повинуюсь, и вам тоже надлежит повиноваться, — продолжил он. — Катрина отведет вас на четвертый этаж. Я могу предложить вам только комнату в мансарде, без всяких удобств. Вы будете столоваться в доме или же в городе, как вам угодно. Каждый день вы будете являться ко мне в семь утра. Мне сообщили, что вы должны изучать законы. Для этого вы каждый день станете на два часа ходить к господину Ноблекуру, бывшему судье, дабы тот усовершенствовал ваши таланты. Я жду от вас прилежания и безропотного послушания. Сегодня вечером мы отпразднуем ваше прибытие в семейном кругу. А пока вы свободны.

Николя поклонился и вышел. Катрина отвела его в комнатку, расположенную под самой крышей. Путь в нее пробегал через захламленный чердак. Новое жилье приятно поразило Николя своими размерами, а также окном, выходящим в сад. Скромная обстановка: кушетка, стол, стул и комод с зеркалом, на тумбе которого стоял неизменный таз с кувшином, — также нареканий не вызывала. Пол прикрывал потертый ковер. Разложив немногие вещи в ящики, молодой человек снял башмаки, лег на кушетку и заснул.

Когда он проснулся, на улице уже стемнело. Готовясь спуститься вниз, он умылся и причесался. Дверь в библиотеку, где его принимали утром, была закрыта, зато двери других комнат, выходивших в коридор, стояли настежь, и он мог, не привлекая к себе внимания, удовлетворить свое любопытство. Сначала взор его привлекла гостиная, оформленная в пастельных тонах. По сравнению с ней библиотека неожиданно показалась Николя пристанищем аскета. В другой комнате стоял накрытый на три персоны стол. Судя по запахам, доносившимся из-за двери в глубине коридора, там находилась кухня. Он подошел поближе. В кухне стояла удушающая жара, и Катрина то и дело отирала тряпкой пот с лица. Когда Николя вошел в кухню, она открывала устрицы и, к великому удивлению юного бретонца, привыкшего есть моллюсков живыми, извлекала их из раковин и раскладывала на фаянсовой тарелке.