Загадки любви
Шрифт:
Порой Витя, не выдерживая ее убогого смирения, приглашал Галю вместе с нами попить чаю, но она, мотнув головой, поспешно покидала кухню. Когда же ее маленькая фигурка скрывалась за дверью кухни, он со вздохом облегчения произносил:
– При Гале я чувствую за собой непонятную вину: скромная, порядочная девочка, а своего угла не имеет.
– Именно, что углом и довольствуется, – с раздражением роняла я.
– Ты бы поспрашивала у знакомых, может, у кого есть комната на примете?
– А платить кто будет? У нее только пособие по безработице. Мы тоже концы с концами едва сводим. А
– Ну, загнула! Я в универе даже не замечал, во что преподы одеты. Думаю, и твои студенты такие же! А для меня ты – красавица в любой одежде. А без одежды еще лучше!
Витя сгреб своими руками мои ладони и поцеловал их:
– Я заново влюблен в тебя, Долечка! Так счастлив, что ты пришла ко мне жить! Теперь один вопрос: когда поженимся?
Я оглянулась на дверь – привыкла держать обстановку под контролем, поскольку в квартире мы никогда не оставались одни. Так и есть, дверь скрипнула, и на пороге кухни показалась бабушка – я едва успела выдернуть свои руки из Витиных.
– Ребятки, вы телевизор сейчас не смотрите? Там по пятому каналу показывают, как иностранные наемники в Афганистане воевали. Я все думаю, вдруг лицо Артурчика где промелькнет. Он тоже, наверно, как ты, представительным мужчиной стал. Вы всегда были похожи, вот я и смотрю такого же лысоватого, только худого – у солдат-то жизнь беспокойная.
– Бабуля, да выключи ты этот телевизор! И Артур погиб не в Афганистане, а в Сербии.
– Значит, опять в моей старой голове все перепуталось.
Когда бабушка вновь ушла в свою комнату, я попеняла Вите:
– Зря вы бабушку расстроили, о гибели Артура ей сообщили. Пусть бы думала, что он в Москве или за границей живет.
– Ей еще тяжелее было бы знать, что он жив, а про нее забыл: не пишет, не звонит.
Пока мы спорили, что можно и нельзя говорить престарелым людям, в кухню заглянула слоняющаяся без дела Галя:
– Ой, извините, я думала, что вы в комнату ушли, и хотела кастрюлю почистить. Сожгла, когда утром кашу бабуле варила! Совсем забыла, что отмокать ее поставила, а сейчас вот вспомнила.
– Мы сейчас уходим, Галя. Занимайся своими делами. – Витя встал и потянул меня за рукав.
Я последовала за ним.
Когда мы снова остались с Витей наедине, теперь уже в комнате, где могли закрыться на задвижку, он с жадностью прижал меня к себе.
– Не могу, Долечка, терпеть! Все эти помехи меня сильнее распаляют. Как только за редактирование учебника деньги получу, обязательно снимем для Гали комнату. И ты так и не ответила на мой вопрос: когда поженимся?
– Думаю, в конце лета в самый раз будет. Сейчас работы в университете прибавилось, учебный год к концу подходит. Да и вопрос с нашей горемыкой надо вначале утрясти.
В следующий момент Витя нетерпеливо рассек «молнию» на моей спортивной курточке, стянул колечко резинки с хвостика, взъерошил ладонями мои теперь распущенные волосы – так он нередко начинал любовную игру. Когда мы оказались на диване, комната чудесным образом расширилась, растворились стены, исчезли посторонние
Однако на настенном календаре белела лишь апрельская страница, украшенная картинкой с тающим снегом и бегущими ручьями. На улице также держался легкий морозец.
Весна, однако, уже чувствовалась во всем. Дни становились длиннее и светлее, воздух – прозрачнее, и прохожие на улицах как-то разом начали одеваться ярче и разнообразнее. По службе все у меня теперь шло гладко. Мне вернули отнятые часы, и под руководством Николая Тимофеевича я форсировала свою диссертацию. Снова вечерами я засиживалась под настольной лампой, выискивая подтверждение своим открытиям в трудах классиков психологии.
Исследуя личность по признакам Эрика Берна, я могла опираться на собственный опыт. По Берну, в каждом человеке попеременно живет поучающий «родитель», наивный «ребенок» и адекватный «взрослый». Свои «родительские» функции я отыгрывала в университете на студентах, зато становилась «ребенком», поддаваясь грезам о первой любви. С Витей я заняла позицию «взрослого», принимая жизнь такой, как она есть. И чувствовала себя в этой роли комфортно.
Теперь я могла окончательно сформулировать тему диссертации – «Верность чувству «первой любви» как проявление психического комплекса внутреннего «ребенка». У меня собрано достаточно примеров, иллюстрирующих, что этот комплекс не поддается контролю сознания. Да что далеко ходить – с какой легкостью я обманулась совсем недавно при имени Артур.
Я и сейчас не вполне избавилась от своего наваждения. Поэтому испытывала вину перед Виктором за то, что не могу забыть его брата. Но в глубине души понимала, что тем самым предаю память об Артуре. «Изменяя» тому и другому, я в общем-то изменяла себе.
Однако внутренние сомнения и терзания почти не влияли на мою повседневную жизнь – жизнь протекала нормально.
Но... Но стало рассыпаться благополучие Люсьены.
Общались мы в последнее время мало, изредка перекидывались по телефону общими фразами, да несколько раз я приезжала к ней на массаж, теперь скрупулезно оплачивая ее услуги. И вот я снова приехала к ней в салон. Сегодня я собиралась раскрыть ей, что писатель Артур Палецкий на самом деле – Витя. До сих пор не выпадало подходящего случая, ведь тогда пришлось бы признаться, что в Новый год мы с Витей на пару разыграли ее.
В этот раз Люсьена вышла встречать меня к стойке администратора: прежде осанистая фигура ее показалась мне сегодня долговязым привидением в белом халате. То уже не стройность, настоящая худоба, а волосы... Они топорщились, как сухая пакля, выглядели неухоженными, хотя к внешнему виду работников в этом салоне всегда предъявлялись жесткие требования. Я разглядела и синеватые круги у ее глаз, и горестные складки, сбегающие от носа к губам.
– Что с твоими волосами? – спросила я, делая вид, что не замечаю весь ее болезненный облик. И даже пошутила: – Сожгла краской?