Загадочная история Бенджамина Баттона (сборник)

Фицджеральд Фрэнсис Скотт

– А вас как зовут, позвольте узнать?
– не отступался он, и она мгновенно включилась в игру.

– Онория Уэйлс, живу в Париже, улица Палатин.

– Одна или с мужем?

– Одна. Я не замужем.

Он указал на куклу.

– Но я вижу, у вас ребенок, мадам.

Обидеть куклу было выше сил, Онория прижала ее к груди и быстро нашлась:

– Верно, я была замужем, а теперь - нет. У меня муж умер.

Чарли поспешно задал другой вопрос:

– И как же зовут вашу девочку?

–

Симона. В честь моей школьной подружки, самой лучшей.

– Я так доволен, что у тебя успехи в школе.

– На третьем месте в этом месяце, - похвалилась она.
– Элси всего на восемнадцатом, по-моему...
– Элси была ее двоюродная сестра, - А Ричард и вовсе в хвосте.

– Нравятся они тебе, Ричард и Элси?

– Да, вполне. Ричард очень нравится, и она тоже ничего.

Он спросил осторожно, как бы между прочим:

– А тетя Марион и дядя Линкольн - из них кто больше?

– Наверно, дядя Линкольн все-таки.

С каждой минутой он все острее ощущал ее присутствие. Когда они входили, вслед им шелестело "...прелесть", и сейчас молчание за соседним столиком посвящено было ей, ее разглядывали открыто, словно цветок, который не способен чувствовать, что им любуются.

– Почему я живу не с тобой?
– внезапно спросила она, - Потому что мама умерла?

– Тебе полезно здесь пожить, подучишь французский как следует. Папе трудно было бы так хорошо за тобой смотреть.

– За мной больше не нужно особенно смотреть. Я все умею сама.

Они выходили из ресторана, как вдруг его окликнули двое, мужчина и женщина.

– Ба, Уэйлс собственной персоной!

– Лорейн, сколько лет... Здравствуй, Дунк.

Нежданные тени из прошлого - Дункан Шеффер, приятель и однокашник по колледжу, Лорейн Куолз, хорошенькая пепельная блондинка лет тридцати, из той компании, с чьей помощью в то бесшабашное времечко три года назад месяцы пролетали, как короткие дни.

– Муж в этом году приехать не мог, - ответила она на его вопрос.
– Вконец обнищали. Определил мне двести в месяц и пожелал истратить их наихудшим для себя образом... Девочка ваша?

– Может быть, вернешься, посидим?
– спросил Дункан.

– Рад бы, да не могу.
– Хорошо, что было чем отговориться. Как всегда, он не остался равнодушен к дразнящему, влекущему обаянию Лорейн, однако ритм его жизни был теперь иной.

– Тогда пообедаем вместе?
– спросила она.

– Если бы я был свободен. Вы мне оставьте ваш адрес, и я вам позвоню.

– Чарли, у меня подозрение, что вы трезвый, - осуждающе сказала она. Дунк, я, кроме шуток, подозреваю, что он трезв. Ущипните-ка его, и мы проверим.

Чарли показал глазами на Онорию. Они прыснули.

– Ты-то где живешь?
– недоверчиво спросил Дункан.

Чарли помедлил, называть гостиницу не было никакой охоты.

– Еще не знаю толком. Лучше все-таки я вам позвоню. Мы идем на утренник в театр "Ампир".

– Вот! Как раз то, что мне надо, - сказала Лорейн.
– Желаю смотреть клоунов, акробатов, жонглеров. Дунк, решено, чем заняться.

– У нас еще до этого есть дела, - сказал Чарли.
– Там, вероятно, увидимся.

– Ладно уж, сноб несчастный... До свидания, красивая девочка.

– До свидания.

Онория сделала вежливый книксен.

Как-то некстати эта встреча. Он им нравится, потому что он занят делом, твердо стоит на ногах - он сейчас сильней, чем они, оттого они льнут к нему, ища опору в его силе.

В театре Онория гордо отказалась сидеть на сложенном отцовском пальто. Она была уже личность, с собственными понятиями и правилами, и Чарли все сильней проникался желанием вложить в нее немножко себя, пока она не определилась окончательно. Тщетно было пытаться узнать ее близко за такой короткий срок.

После первого отделения, в фойе, где играла музыка, они столкнулись с Дунканом и Лорейн.

– Не выпьешь с нами?

– Давайте, только не у стойки. Сядем за стол.

– Ну, образцовый родитель.

Слушая рассеянно, что говорит Лорейн, Чарли смотрел, как глаза Онории покинули их столик, и с нежностью и печалью старался угадать, что-то они видят. Он перехватил ее взгляд, и она улыбнулась.

– Вкусный был лимонад, - сказала она.

Что это она такое сказала? Что он рассчитывал услышать? В такси, на обратном пути, он притянул ее к себе, и ее голова легла ему на грудь.

– Дочка, ты маму вспоминаешь когда-нибудь?

– Иногда вспоминаю, - небрежно отозвалась она.

– Мне хочется, чтобы ты ее не забывала. Есть у тебя ее карточка?

– Есть, по-моему. У тети Марион - наверняка есть. А почему ты хочешь, чтоб я ее не забывала?

– Она тебя очень любила.

– И я ее.

Они на минуту примолкли.

– Пап, я хочу уехать и жить с тобой, - сказала она вдруг.

У него забилось сердце, он мечтал, чтобы это случилось в точности так.

– Тебе разве худо живется?

– Нет, просто я тебя люблю больше всех. И ты меня больше, да? Раз мамы нету...

– Еще бы. Только тебе-то, милая, я не всегда буду нравиться больше всех. Вот вырастешь большая, встретишь какого-нибудь сверстника, выйдешь замуж и думать забудешь, что у тебя есть папа.

– Да, это правда, - безмятежно согласилась она.

Он не стал входить с нею в дом. В девять ему предстояло быть тут снова, хотелось вот таким, обновленным, нетронутым, сохранить себя для того, что он должен сказать.