Загадочная книга (сборник)
Шрифт:
– По-моему, у него нет телефона, – неуверенно ответил Опеншоу. – Он живет, кажется, где-то в районе Хэмпстеда, но, наверняка ведь, если его хватятся, кто-нибудь обратится сюда, друзья или родственники.
– Может, стоит составить его описание? Вдруг полиция его потребует, – предложил миссионер.
– Полиция! – воскликнул профессор, стряхивая с себя задумчивость. – Описание… Боюсь, что выглядел он совершенно непримечательно… Ну разве что глаза немного навыкате… Обычный аккуратный мужчина, без усов, без бороды, таких тысячи. Но полиция… Послушайте, что же нам делать со всем этим безумием?
– Я знаю, что мне делать, – твердо сказал преподобный мистер Прингл. – Я сейчас же отвезу эту книгу прямиком доктору Хэнки
– Хорошо, – помолчав, согласился профессор и тяжело опустился на кресло. Очевидно, он обрадовался возможности отделаться от ответственности. Но еще долго после того, как торопливые звонкие шаги маленького миссионера стихли на улице, профессор сидел в той же позе, отрешенно глядя в одну точку, как человек, впавший в транс.
Он сидел на том же месте и почти в том же расположении духа, когда с улицы опять донеслись шаги, и в комнату вошел миссионер, но уже с пустыми руками.
– Доктор Хэнки попросил оставить его с книгой на час, ему нужно подумать, – с серьезным видом произнес Прингл. – А потом он ждет нас у себя. Сказал, что объявит свое решение. Он просил передать вам, профессор, что очень хочет, чтобы вы непременно пришли со мной.
Опеншоу продолжал молча смотреть перед собой, потом неожиданно воскликнул:
– Дьявол! Этот доктор Хэнки, кто он такой?
– Вы это сказали так, будто подразумеваете, что он и есть дьявол, – с улыбкой заметил Прингл. – И, я думаю, вы не первый, кто так говорит. Он довольно известный человек примерно в той же области, что и вы, но славу свою приобрел большей частью в Индии, изучая местную магию и так далее, поэтому здесь он, может быть, и меньше известен. Это желтый тощий дьявол, невысокий, хромоногий и с жутким характером. Но у него вполне приличная практика в наших краях и ничего особенно плохого я о нем сказать не могу… Если не считать, что он – единственный, кто предположительно хоть что-то знает обо всей этой чертовщине.
Профессор Опеншоу тяжело поднялся и подошел к телефону. Он позвонил отцу Брауну, перенес встречу на вечер, освобождая себе время для экспедиции в дом англо-индийского врача, после чего снова сел, закурил сигару и глубоко задумался.
Отец Браун вошел в ресторан, где должна была состояться встреча, и какое-то время походил по вестибюлю, полному зеркал и пальм в горшках. Ему было известно, с кем Опеншоу собирался встречаться днем, и теперь, когда за окнами уже стемнело и предвещавший ночную бурю ветер раскачивал ветви деревьев, понял, что свидание это затянулось и обернулось чем-то неожиданным. У него даже возникла мысль, что профессор вообще не придет, но, когда тот все-таки явился, стало ясно, что догадки его были недалеки от истины. Глаза профессора бешено вращались, а волосы его были всклокочены, когда он вместе с мистером Принглом вернулся из путешествия на север Лондона, из края обширных поросших вереском пустошей и пустырей, которые кажутся хмурыми и неприветливыми в лучах грозового заката. Как бы то ни было, они нашли нужный дом, стоящий чуть в стороне от остальных зданий, увидели медную табличку с выгравированной надписью: «Дж. И. Хэнки, доктор медицины, член Королевского хирургического общества», да вот только самого Дж. И. Хэнки, доктора медицины, члена Королевского хирургического общества, они не обнаружили. Увидели только то, что им нашептывало страшное предчувствие: пустую гостиную, в которой на столе лежала проклятая книга, как будто ее только что читали, и открытую настежь дверь во двор, за которой, присмотревшись, можно было различить вереницу следов на садовой дорожке, уходившую вверх так круто, что ни один хромой по ней взбежать не смог бы. И все же следы эти, несомненно, принадлежали хромому человеку, поскольку среди них виднелись бесформенные, неровные отпечатки чего-то наподобие
Когда двое прошли под пальмами через вестибюль, Прингл бросил книгу на маленький столик так, словно она жгла ему пальцы. Священник с любопытством посмотрел на нее. На обложке книги неровными грубоватыми буквами было написано:
Того, кто книгу эту открывал,Крылатый ужас забирал.Ниже, как он позже заметил, то же предостережение было начертано на греческом, латинском и французском. Профессор и миссионер были настолько утомлены путешествием и до того взволнованы, что им, естественно, захотелось освежиться, и Опеншоу подозвал официанта, который принес на подносе коктейли.
– Надеюсь, вы поужинаете с нами, – спросил Опеншоу Прингла, но тот лишь покачал головой.
– Простите меня, – сказал он, – но я собираюсь пойти куда-нибудь и все-таки разобраться с этой книгой и со всем, что вокруг нее творится. Вы не позволите мне на часок занять ваш кабинет?
– Но… Боюсь, там закрыто, – несколько удивился Опеншоу.
– Вы забыли, там же выбито окно. – Лицо преподобного Люка Прингла растянулось в широкой улыбке, он вышел из ресторана и скрылся в ночи.
– Странный все-таки он человек, – произнес профессор, задумчиво нахмурив брови и проводив его взглядом.
Однако, повернувшись к отцу Брауну, он с изумлением увидел, что тот беседует с официантом, принесшим коктейли, явно о каких-то его (официанта) делах, поскольку разговор шел о ребенке, которому «уже ничего не грозит». Профессор поинтересовался у Брауна, откуда он знает этого человека, на что тот ответил:
– О, я здесь обедаю раз в два-три месяца, и мы время от времени разговариваем.
Профессор, который обедал здесь примерно пять раз в неделю, подумал, что ему никогда не приходило в голову о чем-то разговаривать с официантами, но мысли его были прерваны неожиданным резким звонком, после чего его пригласили к телефону. Голос, донесшийся из трубки, сказал, что это Прингл. Голос звучал приглушенно, но причиной тому могла быть и кустистая борода миссионера. Впрочем, кто говорит, можно было понять и без представления.
– Профессор, – зашуршал голос, – я больше этого не вынесу. Я собираюсь заглянуть в нее. Я звоню из вашего кабинета, и книга лежит передо мной. Если со мной что-нибудь случится, я хочу заранее попрощаться… Нет, не пытайтесь меня отговорить, и вы все равно не успеете сюда добраться. Я уже открываю книгу. Я…
Опеншоу показалось, что он услышал какое-то дрожание или вибрацию, почти беззвучный толчок. Он несколько раз прокричал в трубку имя Прингла, но ответа не последовало. Профессор повесил трубку, придал лицу бесстрастное академическое спокойствие (впрочем, сильно смахивающее на оцепенение, вызванное отчаянием), вернулся к столику, занял свое место и ровным, четким голосом, как будто рассказывал о каком-то глупом закончившемся провалом ухищрении очередного медиума-шарлатана, подробно поведал священнику обо всем, связанном с этой чудовищной загадкой.
– Это невообразимо, но уже пять человек исчезли, – сообщил он. – Каждый из этих случаев можно назвать исключительным, но меня больше всего поразил мой секретарь, Бэрридж. И потому, что он был, наверное, тишайшим существом на земле, его исчезновение кажется самым загадочным.
– Да, – согласился отец Браун. – В любом случае, Бэрридж поступил довольно странно. Он ведь человек невероятно сознательный и всегда разделял работу и свою личную жизнь. Мало кто знал, что в домашней обстановке это был весельчак, каких поискать, и к тому же…