Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории
Шрифт:
Все связи, на которых основана масса, имеют природу заторможенных в отношении цели первичных позывов. Но этим самым мы приблизились к разбору новой темы, которая обсуждает отношение прямых сексуальных целей к массообразованию (отход, гарем, религия). В больших искусственных массах – церкви и в войске – для женщин, как сексуального объекта, места нет. Любовные отношения мужчины и женщины находятся за пределами этих организаций.
Здесь тоже сделаю замечание о том, что у Фрейда пока нет никаких обоснованных оснований так сказать о месте женщины, ибо амазонки все–таки были. Место женщины в человечестве я буду очень скрупулезно рассматривать и, надеюсь, найду им достойное место вопреки Фрейду.
«Тотем и табу» (1912г.)
«Психология первобытной культуры и религии»
Введение
Нижеследующие четыре статьи представляют собой первую попытку применить точку зрения и результаты психоанализа к невыясненным проблемам психологии
В душевной жизни народов должны быть открыты не только подобные же процессы и связи, какие были выявлены при помощи психоанализа у индивида, но должна быть также сделана смелая попытка осветить при помощи сложившихся в психоанализе взглядов то, что осталось темным или сомнительным в психологии народов.
Боязнь инцеста
Туземцев Австралии рассматривают как особую расу, у которой ни физически, ни лингвистически незаметно никакого родства с ближайшими соседями, меланезийскими, полинезийскими и малайскими народами. Они не строят ни домов, ни прочных хижин, не обрабатывают земли, не разводят никаких домашних животных, кроме собаки, не знают даже гончарного искусства. Они питаются исключительно мясом различных животных, которых убивают, и кореньями, которые выкапывают. Среди них нет ни королей, ни вождей. Собрания взрослых мужчин решают общие дела. Племена внутри континента, вынужденные вследствие недостатка воды бороться с самыми жестокими жизненными условиями, по–видимому, во всех отношениях окажутся еще более примитивны, чем жители побережья.
На эту цитату прошу обратить внимание, так как она абсолютно не соответствует действительности.
И, тем не менее, они поставили себе целью с тщательной заботливостью и мучительной строгостью избегать инцестуозных половых отношений. Больше того, вся их социальная организация направлена к этой цели. Вместо всех отсутствующих религиозных и социальных установлений у австралийцев имеется система тотемизма. Австралийские племена распадаются на маленькие семьи или кланы, из которых каждая носит имя своего тотема. Что же такое тотем? Обыкновенное животное, идущее в пищу, безвредное или опасное, внушающее страх, реже растение или сила природы, находящиеся в определенном отношении ко всей семье. Тотем, во–первых, является праотцем всей семьи, кроме того ангелом–хранителем и помощником, предрекающим будущее и узнающим и милующим своих детей, даже если обычно он опасен для других. Лица одного тотема за это связаны священным само собой влекущим наказания обязательством не убивать своего тотема и воздерживаться от употребления его мяса (или от другого представляемого им наслаждения). (Выделено мной, так как это тоже не соответствует действительности, как я докажу словами Фрэзера). Признак тотема не связан с отдельным животным или отдельным существом, а со всеми индивидами этого рода. Тотем не связан ни с областью, ни с местоположением. Лица одного тотема живут раздельно и мирно уживаются с приверженцами других тотемов. Члены одного и того же тотема не должны вступать друг с другом в половые отношения, следовательно, не могут также вступать в брак между собой. Это и составляет связанную с тотемом экзогамию. За нарушение – смертная казнь. Она делает для мужчины невозможным половое соединение со всеми женщинами его клана, т.е. с целым рядом женщин, не находящимся с ним в кровном родстве. Это произошло от так называемого «группового брака», сущность которого состоит в том, что известное количество мужчин осуществляет свои брачные права над известным числом женщин. Дети этого группового брака имеют основание смотреть друг на друга, как на братьев и сестер, хотя они не все рождены одной и той же матерью, и считают всех мужчин группы своими отцами. Если мы заменим индивидуальный брак групповым, то нам станет понятной кажущаяся чрезмерность предохранительных мер против инцеста.
В Австралии имеется очень немного племен, у которых нет других запрещений, кроме ограничений тотема. Для наших целей вполне достаточно указания на ту большую тщательность, с которой австралийцы и другие дикие народы стараются избежать инцеста. Мы должны сознаться, что эти дикари даже более чувствительны к инцесту, чем мы. Нужно добавить еще целый ряд «обычаев», которые направлены против индивидуального общения близких родственников в нашем смысле и соблюдаются совершенно с религиозной строгостью, и цель которых не может подлежать никакому сомнению. Если брат и сестра случайно встречаются вне дома, то они должны убежать или спрятаться. Сдержанность в отношениях матери с сыном с годами увеличивается, проявляясь преимущественно со стороны матери. Отец также не останется наедине со своей дочерью. Самое распространенное и самое интересное
В то время, как цель и значение других «избеганий», между родственниками не подлежит сомнению и понимаются всеми наблюдателями, как предохранительные меры против кровосмесительства, запретом, касающимся общения с тещей, некоторые придают ему другое значение. Вполне естественно, что кажется непонятным, почему у всех этих народов имеется такой большой страх перед искушением, воплощенным для мужчины в образе уже не молодой женщины, хотя в действительности и не матери его, но такой, какая могла бы быть его матерью. Я полагаю, что это отношение является, собственно говоря, «амбивалентным», состоящим из нежных и враждебных чувств.
Для нас поэтому важно, что на диких народах мы можем показать, что они чувствовали угрозу в инцестуозных желаниях человека, которые позже должны были сделаться бессознательными, и считали необходимым прибегать к самым строгим мерам их предупреждения.
Табу и амбивалентность чувств
Табу – полинезийское слово, которое трудно перевести, потому что у нас нет больше обозначаемого им понятия. Для нас понятие табу разветвляется в двух противоположных направлениях. С одной стороны оно означает – святой, освященный, с другой стороны – жуткий, опасный, запретный, нечистый. Противоположность табу – слово обычный, общедоступный. Таким образом, с табу связано представление чего–то требующего осторожности, табу выражается по существу в запрещениях и ограничениях. Наше сочетание «священный трепет» часто совпадает со смыслом табу. Ограничения табу представляют собой не что иное, нежели религиозные или моральные запрещения. Они сводятся не к заповеди Бога, а запрещаются собственно сами собой.
Итак, дело идет о целом ряде ограничений, которым подвергаются эти первобытные народы; то одно, то другое запрещено неизвестно почему, а им и в голову не приходит задуматься над этим; они подчиняются этому, как чему–то само собой понятному, и убеждены, что нарушение табу само собой повлечет жесточайшее наказание.
Всякий, кто подходит к проблеме табу со стороны психоанализа, т.е. исследования бессознательной части индивидуальной душевной жизни, тот после недолгого размышления скажет себе, что эти феномены ему не чужды. Ему известны люди, создавшие себе индивидуальные запрещения табу и так же строго их соблюдающие, как дикари соблюдают общие для всего племени запреты. Если бы он не привык называть их «страдающими навязчивостью», то считал бы подходящим для них состояния название «болезнь табу». Об этой болезни навязчивости он, однако, благодаря психоаналитическому лечению, узнал клиническую этиологию и сущность психологического механизма и не может отказаться от того, чтобы не использовать всего открытого в этой области для объяснения соответствующих явлений в психологии народов.
Резюмируем, в каких пунктах выражается ярче всего сходство обычаев табу с симптомами невроза навязчивости:
в немотивированности запретов,
в их утверждении, благодаря внутреннему убеждению,
в их способности к сдвигу и в опасности заразы, исходящей из запрещенного,
в том, что они становятся причиной церемониальных действий и заповедей, вытекающих из запретов.
Клиническая история и психический механизм болезни навязчивости стали нам, однако, известны благодаря психоанализу. История болезни в типичном случае страха прикосновения гласит: в самом начале, в самом раннем детстве проявляется сильное чувство наслаждения от прикосновения к собственным гениталиям, цель которого гораздо более специфична, чем можно было бы ожидать. Этому наслаждению скоро противопоставляется извне запрещение совершать именно это прикосновение. Запрещение было усвоено, потому что нашло опору в отношениях к любимым лицам, от которых исходило запрещение. Оно оказалось сильнее, чем влечение, стремившее выразиться в прикосновении. Но вследствие примитивной психической конституции ребенка, запрещению не удалось уничтожить влечения. Следствием запрещения было только то, что увлечение – наслаждение от прикосновения к своим гениталиям – подверглось вытеснению и перешло в бессознательное. Сохранились и запрещения и влечения; влечение потому, что было только вытеснено, а не уничтожено, запрещение потому что, с исчезновением его, влечение проникло бы в сознание и осуществилось бы. Имело место незаконченное положение, создалась психическая фиксация, и из постоянного конфликта между запрещением и влечением и вытекает все остальное.
Основной характер психологической констеляции, зафиксированной таким образом, заключается в том, что можно было бы назвать амбивалентным отношением индивида к объекту, или, вернее, к определенному действию. Он постоянно желает повторить это действие, видит в нем высшее наслаждение, но не смеет его совершить и страшится его. Вследствие имевшего место вытеснения, связанного с забыванием – амнезией, мотивировка ставшего сознательным запрещения остается неизвестной, и все попытки интеллектуально разбить запрещение терпят неудачу, так как не находят точки, на которую они должны быть направлены.