Загадочное дело Джека-Попрыгунчика
Шрифт:
Суинберн ухмыльнулся.
— О, это круто! А что было на самом деле?
— Это и было.
Поэт схватил свой цилиндр и в раздражении кинул его в исследователя. Бёртон перехватил его и запустил обратно.
Суинберн вздохнул:
— Не хочешь говорить, не надо; какие у тебя планы на сегодняшнюю ночь? Напиться? Или что-то другое для разнообразия? Можно для интереса попробовать опиум.
Бёртон скинул с себя джуббу и протянул руку к сюртуку, беспечно брошенному на спинку стула.
— Алджи, держись подальше от наркотиков. У тебя и так есть опасная склонность к саморазрушению.
— Вздор! — возразил Суинберн, вскакивая и напяливая цилиндр на непослушную шевелюру. — Я вовсе не безжалостен. Но просто мне скучно, Ричард. Ужасно скучно. Нудная бессмысленность существования пронзает меня до мозга костей. — И он заплясал по комнате. — Я поэт! Мне нужен стимул! Мне нужна опасность! Мне нужно идти по тонкой грани между жизнью и смертью, иначе я не смогу найти объект, достойный воспевания.
Бёртон посмотрел на субтильного узкоплечего человечка, который выделывал странные па.
— Ты серьезно?
— Конечно! Ты и сам пишешь стихи. Ты знаешь, что форма — только оболочка. И чем я в свои двадцать четыре года могу наполнить эту оболочку? Жалкими маневрами незрелого дилетанта? Ты знаешь, что написали обо мне в «Спектэйторе»? «У него есть некоторый литературный талант, но решительно не поэтического характера. И вряд ли критика способна помочь мистеру Суинберну писать лучше». А я хочу писать лучше! Я хочу стать великим поэтом. Иначе я ничто, Ричард. Но для этого я должен жить по-настоящему. А человек может жить по-настоящему только тогда, когда смерть шагает с ним бок о бок. Я когда-нибудь рассказывал тебя, как взбирался на скалу Калвер на острове Уайт?
Бёртон покачал головой. Суинберн прекратил плясать, они вышли за дверь и стали спускаться по лестнице.
— Это случилось на Рождество 1854 года, — начал поэт. — Мне уже исполнилось семнадцать, но отец не пустил меня служить в кавалерию. Мне хотелось воевать и быть мужественным, мечтать об опасных предприятиях и кавалерийских атаках, но, глядя на себя самого, я понимал, что на войне я скорее всего окажусь трусом! Я должен был испытать себя, Ричард! И вот на Рождество я отправился на самый восточный мыс острова.
Они вышли из дома и подняли воротники. Становилось холодно.
— Куда мы идем? — спросил Суинберн.
— В Баттерси.
— В Баттерси? Зачем? Что там интересного?
— «Дрожь».
— Это что такое, болезнь?
— Нет, паб. Сюда. Сначала я должен найти местного продавца газет.
— Ты хочешь тащиться в такую даль ради кружки пива?
— Я объясню тебе, когда будем там. Продолжай рассказ.
— Ты знаешь скалу Калвер? Это меловой склон, прорезанный жилками кремня. Очень крутой. Итак, я решил забраться на него, чтобы проверить свою храбрость. Первая попытка привела меня к непроходимому козырьку. Пришлось спуститься и искать другой путь. И я опять полез вверх, сжав зубы и поклявшись себе, что больше сходить не буду: если я и вернусь к основанию проклятой скалы, то только по частям. Я поднимался, ветер выл в расселинах и пустотах — как будто кто-то играл на органе гимн
— Так ты доказал свое мужество самому себе? — спросил Бёртон.
— Да, но тогда я узнал больше. Я понял, что живу по-настоящему только тогда, когда мне угрожает Смерть; и что я могу писать великие поэмы только тогда, когда Жизнь течет по моим венам. Мой враг — скука, Ричард. Я уверен, что эта грязная тварь убьет меня куда раньше, чем алкоголь или опиум.
Бёртон обдумывал его слова, пока, через пару минут, на Портман-сквер, они не наткнулись на Оскара.
— Эй, Язва!
— Привет, капитан! Ищете вечерний выпуск?
— Нет, парень, мне нужна информация, которой нет в газетах. Это будет стоить два шиллинга.
— Когда я был молод, капитан, я думал, что деньги — самое важное в жизни. Сейчас я стал старше и точно знаю, что это так! Идет! И что же вы хотите узнать?
— Мне нужно встретиться с Жуком, президентом Лиги трубочистов.
Алджернон Суинберн изумленно посмотрел на Бёртона.
— О! — воскликнул Оскар. — Трудно! Он не любит выходить из тени.
Ответ Бёртона утонул в грохоте дилижанса, запряженного четверкой лошадей. Королевский агент подождал, пока он не исчезнет на Вигмор-стрит, потом повторил:
— Но ты ведь сможешь найти его? Да?
— Я постучусь к вам завтра утром, сэр. Одно условие: если вы хотите поговорить с Жуком, принесите ему пару книжек. Этот чудила без ума от них!
— А что он любит читать?
— Все подряд, капитан, но больше всего стихи и правдивые истории; романы там всякие, выдумки — не очень.
— Ладно. Вот тебе шиллинг для начала.
Оскар коснулся шляпы, подмигнул и побежал, выкрикивая на ходу:
— Вечерний выпуск! Конфедераты заняли штат Кентукки!
— Что за чудо-ребенок! — воскликнул Суинберн.
— Да, действительно. Его ждут великие дела, по-моему.
— А как его зовут?
— Оскар Уайльд, — ответил Бёртон.
— Вот что, мой друг, — решительно заговорил поэт. — Я больше не желаю оставаться в стороне. Джек-Попрыгунчик, вервольфы, теперь этот Жук. В какое дерьмо ты ввязался? Давай выкладывай, Ричард. Я с места не сойду, пока не получу ответа.
Бёртон какое-то время обдумывал его слова, потом спросил:
— Но можно ли тебе доверять? Ты обещаешь хранить тайну?
— Да.
— Честное слово?
— Клянусь!
— Ладно, как только возьмем кэб и поедем в Баттерси, я расскажу тебе все.
Он повернулся и зашагал с площади. Суинберн запрыгал рядом.
— Подожди! — крикнул он. — Почему бы не взять кэб прямо сейчас?
— Нет. Есть еще одно место, где мне надо побывать.