Загадочное имя
Шрифт:
Нина стояла на краю. Готова ли она попытаться? Может, пока и нет, но она должна, должна попробовать. Люк стоил этих попыток. Она не знала, справится ли, но уйти от него сейчас было уже немыслимо. В его глазах слишком сильно светилось обещание.
Наконец она решилась. Приняла горячую ванну и позвонила родителям.
– Мама, можно я приведу с собой на День благодарения гостя?
– О, Нина! Его?
– Да, мама.
Трубку взял отец.
– Что ж, давно пора, – сказал он. – Все, кто покупает молоко и яйца, знают из этих наглых газет приятеля моей дочери, а я его еще ни разу
Нина легла спать, не позвонив Люку. Она еще не готова была к разговору с ним, не остыла после их стычки, хотя уже и решила уступить его настойчивой просьбе. Просто она пока не знала, как это высказать. Проведя в постели несколько часов без сна, она решила позвонить ему. Это лучше, чем не спать всю ночь.
Люк откликнулся на четвертый звонок, телефон у него стоял возле кровати. Вначале он был не только неучтив, но просто груб.
– Это я, – сказала Нина.
– Кто «я»? – прорычал он.
– Нина. Кто еще может позвонить тебе среди ночи?
– Не задирайся, – предупредил он. – Который час?
Она посмотрела на часы. Было три часа ночи. «Так ему и надо, – подумала она, – я тут полночи мучаюсь, а он спит сном праведника».
– Сейчас три часа. Вижу, ты засыпаешь без проблем.
– Так и есть. Я принял какое-то жуткое гомеопатическое снотворное. Кейт дала мне его на последних гастролях.
– О!
– Что тебе нужно? – спросил он нелюбезно.
– Люк…
– Нина, голубушка, у тебя все нормально? Хочешь, чтобы я приехал?
Она облегченно улыбнулась, обхватив трубку обеими руками. Он никогда ее так не называл. Он опять стал тем Люком, которого она знала. Она представила себе: лежит голый в своей большой кровати, волосы растрепаны, левая бровь чуть опущена, глаза сонные. Ей захотелось обнять его.
– Люк, где ты обедаешь в четверг?
Нина все же сумела на этой суетной неделе еще раз встретиться с Люком и даже пообедать с ним. Во время обеда она, к своему ужасу, узнала, что он не любит футбол.
– Ты не любишь футбол? – недоверчиво переспросила Нина. – Ты мне никогда об этом не говорил.
– Ты никогда меня не спрашивала.
– Как ты можешь его не любить? Что ты за человек?
– Я люблю волейбол, – примирительно сказал Люк.
– Это же совсем не то.
Они обедали в маленьком, знакомом Нине итальянском ресторанчике. После возвращения в Нью-Йорк на обоих навалилась работа. Люк записывал «Загадочное имя» на видео и пытался записать песню «Не бойся любви». Нина пела в спектаклях, работала над новой ролью, обсуждала возможный контракт на запись пластинки и вела предварительные переговоры по поводу партий и ролей будущего сезона.
Оба выглядели здоровыми, отдохнувшими. Время, проведенное наедине друг с другом, укрепило их хрупкую духовную связь. То, что начиналось как увлечение и страсть, перерастало в глубокое взаимопонимание. Люк дал ей очень многое. В их отношениях было все – восхищение, дружба, товарищество. И Нина надеялась, что и Люк получал от нее то же. Впервые в жизни человек поглощал ее не меньше, чем музыка, а ее духовный голод питало не только искусство. Она бесконечно восхищалась
В знак уважения к нему она ценой больших усилий за огромные деньги достала два билета на субботний матч и гордо продемонстрировала их Люку за обедом.
– Что же мне делать теперь с этими билетами?
– Продай.
– С ума сошел? Ты представляешь, какой ценой они мне достались? Я лучше продам свою девственность.
– Не поздновато ли? – поддразнил он.
– Ну и пусть! Сиди дома у телевизора, мне все равно. Я возьму с собой Мэттью.
– Кто такой Мэттью?
– Мой третий, самый любимый брат, между Марком и Джо. Он учил меня играть в футбол и дрался из-за меня с соседскими мальчишками. Когда я стала старше, он, прибавляя мне года, устраивал меня петь в бары и клубы. При этом Мэттью давал всем ясно понять, что, кто обидит меня, будет иметь дело с ним. Он единственный молчун в нашей семье, но это означает лишь то, что он говорит меньше других.
– Он будет дома в День благодарения?
– Будет. Он приедет из Вермонта, где славно поживает со своей подружкой. Он делает срубы из бревен, а она – сыр. Он-то уж тебя хорошенько рассмотрит – стоишь ли ты его маленькой сестренки.
– Стою ли я? Если бы он только знал, через что мне пришлось с тобой пройти!
– Джентльмены, между прочим, никогда об этом не рассказывают.
– Как ты мне не раз совершенно справедливо указывала, я не джентльмен.
В дом родителей они прибыли с опозданием. Нина хотела ехать на метро – эта дорога была ей хорошо известна, а Люк считал, что на машине быстрее и удобнее. Но он не знал район Бруклина, а Нина никогда сюда на машине не приезжала и потому была плохим штурманом. Они проплутали около часа.
– Простите за опоздание. – Люк был сама вежливость с Джулией, матерью Нины. – Нина хотела познакомить меня с Бруклином.
– Она прекрасная певица, но совершенно не умеет ориентироваться, – согласилась Джулия.
– Ты потрясающе выглядишь, мама. По какому поводу такой наряд? – Нина давно не видела свою мать так одетой.
Мария и Анджела выскочили в холл, визжа от восторга. Они схватили Люка за руки и потащили в гостиную знакомить с остальными членами семейства Ньяньярелли. Нина веселилась от души. Люк целовал сопливых младенцев, не моргнув глазом выдержал мощное рукопожатие отца, говорил комплименты таращившим от страха глаза женам и подружкам братьев Нины, старался не запутаться в именах. Даже собака во всем этом принимала участие, преданно следуя за ним по комнате.
Во время обеда стало ясно, что Люк и Джулия, пока готовили соус для жаркого и сладкий картофель, успели подружиться.
– Люк говорит, что ты сказала ему, будто я никогда не учила тебя готовить, Нина, – распекала Джулия дочь, пока Стефано резал индейку. – По правде-то говоря, Люк, когда я пыталась это сделать, она всегда отказывалась. Говорила, что станет знаменитостью, звездой и выйдет замуж за богатого человека, который будет водить ее по ресторанам.
– Мама!
Люк засмеялся, по лицу Нины догадавшись, что именно так и было. «На нее это похоже, – подумал он. – Вот и результат. Единственное, что она умеет, – это заказывать».