Загадочный мужчина
Шрифт:
Эльвира. Великолепно.
— Мария, — тихо произнесла я. — Это он порвал со мной.
— И что с того? — тут же спросила она, я тупо уставилась на нее.
— И что с того? — так же тупо повторила я.
— Да, — она выбросила руку вперед, — и что с того?
— ... Когда Хок заканчивает отношения, он их заканчивает.
Она скрестила руки на груди.
— Его зовут Кейб, Гвен.
Было что-то странное в том, как она мне это сказала.
Но я отрицательно покачала головой.
— Нет, Мария, он сказал мне, что
Она покачала головой, глядя на меня.
— Нет, Гвен, этот человек не исчез. Когда я пришла к нему домой в то утро со своими мальчиками, впервые за восемь лет, я увидела, что мой сын Кейб вернулся.
О Боже.
— Мария…
Она сделала шаг ко мне и направила на меня палец.
— Послушай меня. Ты не мать, поэтому скажу тебе, когда твой ребенок испытывает боль, ты испытываешь ее вместе с ним. Мой сын испытывал мучительную боль восемь лет. И ее было не мало, к ней невозможно привыкнуть, к такой боли нет, она ставит на колени. Восемь лет. Восемь лет я наблюдала, как он мучился и терпел, я мучилась и терпела вместе с ним, мы все — Гас и мои сыновья пережили это вместе с ним. И впервые за восемь лет в то утро я увидела, что боль отошла, когда он был с тобой.
О Боже.
Я не могла это слушать, не могла, потому что все было совсем не так.
— Он продолжает испытывать эту боль, Мария, он не закончил с ней, — спокойно объяснила я.
— Нет, и она никуда не денется, — согласилась она. — Очевидно, ты даже не задумывалась, но ты заставила его увидеть жизнь вокруг, что несмотря на то, что он потерял Симону и Софи, он не потерял себя. Он чувствует их потерю, но ему все же удалось излечиться. Ты проделала эту работу, так не отпихивай его от себя.
— Он бросил меня, — сказала я ей, потому что это сделал именно он!
Она покачала головой.
— Я вижу, ты не понимаешь, насколько важна для него.
— Если что-то и важно, Мария, мне жаль, очень жаль говорить это, но вы воспринимаете это не так, как относился ко мне и воспринимал ваш сын. Многое что произошло, чего вы не знаете, и я могу вам рассказать за спиной вашего сына, я уже как-то справилась с этим, но вы не знаете всего, что произошло.
— Ты права, я не знаю всего, что произошло, но кое-что я знаю наверняка, как любая мать я хочу видеть своего ребенка счастливым. Ты даже не осознаешь этого, но ты дала ему обещание сделать его счастливым, а если ты дала ему обещание, считай ты дала это обещание и мне.
— Вы не понимаете, — прошептала я, она отрицательно покачала головой, поправила сумку на плече и двинулась к двери.
Положив руку на ручку двери, она обернулась.
— Я понимаю, Гвен, прости, я вижу, что ты расстроена, и я также вижу из-за чего ты расстроена, и это приводит меня к мысли — я разочаровалась в тебе.
Господи! Выстрел в самое сердце. Я едва ее знаю, а она просто убила меня тем, что разочаровалась во мне.
И прежде, чем я успела сказать хоть слово в свою защиту, именно как делали, наверное,
Вот дерьмо!
Глава 28
Бостон
Теплая рука коснулась моей поясницы, матрас прогнулся под весом, я распахнула глаза, вокруг было темно, меня развернули, и я ударилась в жесткую стену-грудь Хока.
Какого черта?
Он накрыл меня своим телом, я почувствовала тяжесть его веса, не имея возможности произнести ни единого слова, потому что его губы оказались на моих.
Что. За. Черт?
Прежде чем я успела потерять голову и свой контроль от его поцелуя, я уперлась руками ему в плечи и толкнула. Я отстранилась от его рта и повернула голову в сторону.
— Отвали! — потребовала я, снова толкая его.
— Он тебя трахал? – зарычал мне на ухо Хок, его руки поползли вниз, спускаясь к подолу моей ночнушки и собирая ее кверху.
Что происходит? Почему он вообще здесь?
— Что? — огрызнулась я. — Кто?
Его руки продолжали поднимать мою ночнушку вверх.
— Тэк, детка, ты разрешила ему себя трахнуть?
Наконец, в моей голове все выстроилось, и я скосила на него глаза в темноте.
— Это не твое дело!
— Ты позволила ему поцеловать себя прямо в гостиной, мать твою!
Эм... что?
— Что? — прошептала я.
— У тебя камеры стоят по всему дому.
Все мое тело напряглось.
— Когда ты…?
— С момента похищения, Гвен.
О Боже мой. Я не знала, что мне делать. Что же мне делать со всем этим?
— Ты не можешь устанавливать камеры у меня в доме! — закричала я, снова толкая его в плечи. — Ты больше не имеешь права следить за мной! — продолжала я кричать. — И ты не имеешь права находиться здесь! — последнее, что я прокричала.
— Я здесь, — зарычал он, моя ночнушка была уже на моих ребрах.
— Вижу и чувствую, но я хочу, чтобы ты ушел.
Он оставил мою ночнушку, взяв за подбородок и повернув к себе мое лицо, навалившись на меня всем своим весом, вжав в матрас, мои руки, отпихивающие его, были совершенно бесполезны, я напоминала спичку, боровшуюся с гигантской силой, он продолжал удерживать меня за подбородок, наклонил голову и поцеловал.
Снова со мной этого не произойдет. Только не снова. Он же не думает, что может вот так запросто начать все сначала. Взять то, что ему хочется, а потом вернуть все назад.
Нет. Ни в коем случае.
Поэтому я продолжала сражаться с ним. Я боролась с его ртом, его руками и его тяжелым телом.
Но он был слишком силен, и он это знал, поэтому делал то, что хотел. Но он также знал, что был намного сильнее меня, поэтому у меня было одно преимущество — он боялся причинить мне боль.
Я же воспользовалась своим преимуществом, поскольку совсем не боялась причинить ему боль.
Поэтому я боролась не в пол силы. Я боролась ожесточенно и была полна решимости, поэтому использовала все, что могла.