Загадочный виконт
Шрифт:
Достаточно он наслушался их сам. Ему было одиннадцать, и он тогда только приехал в Хэрроу. В первый же день к нему прилипла кличка «принцев ублюдок». Вскоре он понял, что волей судьбы принадлежит к тем, над кем принято потешаться в отличие от других, пользовавшихся уважением общества. Поэтому, когда вскоре родилась Луиза, Маркус поклялся сделать все, что в его силах, чтобы избавить ее от подобной участи. В особенности потому, что она-то — не в пример ему самому — была законнорожденной.
Он свято держал свое слово. И вот теперь эта искусительница
— Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что Луиза не настолько искушена в светской жизни, как вы и ваш брат, и из нее вряд ли выйдет подходящая жена для него?
— Ничего, она научится. Со временем, конечно. И она сделает его счастливым, а это главное.
Он горько усмехнулся.
— Странные слова… особенно в ваших устах, мадам. Регина склонила голову, и страусовое перо, украшавшее ее шляпку, заколыхалось.
— Что вы хотите этим сказать? Вы ведь меня совсем не знаете!
— Зато я достаточно слышал о вас. Кому же в свете не известна леди Регина Тремейн, разбившая сотни мужских сердец и отказавшая стольким претендентам на свою руку? В чем дело, мадам? Не нашлось такого, кого бы вы захотели сделать счастливым? Или хотя бы просто достойного вашей семейки?
На скулах Регины вспыхнули два ярких пятна.
— Оказывается, вы обожаете глупые сплетни… вот уж никогда бы не подумала!
— Теперь, когда я немного узнал вас, они не кажутся мне такими уж глупыми, — усмехнулся Маркус.
— Ну, о вас тоже ходит немало слухов!
— Вот как? И что же обо мне говорят сейчас? — Маркус, вызывающе вскинув бровь, молча ждал, в надежде насладиться ее замешательством, — в свете никто не осмеливался высказать ему в лицо то, о чем шептались за спиной.
Но Регина ничуть не смутилась. Наоборот, на губах ее заиграла слащавая до приторности улыбка.
— Говорят, что. вы — тяжелый человек с на редкость дурным нравом. Что вы скрываете тайны, настолько позорные, что убьете любого, лишь бы они никогда не выплыли наружу.
Маркус коротко фыркнул:
— Да ну? А о вас говорят, что вы просто обожаете сбивать спесь с выскочек и ставить их на место. Что у вас острый язычок и довольно своеобразное чувство юмора, благодаря которому вы являетесь любимицей света — все семь лет, с тех пор как начали выезжать, — едко добавил он.
— Шесть, — жестко поправила она. — А вот о вас ходит молва, что вы собственноручно вышвыриваете за порог безобидных торговцев и посыльных.
Маркус шагнул к ней:
— Говорят, что какой-то безумец написал поэму о вашем жестоком сердце!
Лицо Регины окаменело.
— В свете считают, что Уильям Блейк, этот полоумный художник, попросил позировать вас, когда писал одного из своих жутких драконов!
Кстати, у него есть полотно с одним из «этих жутких драконов» — Блейк, будучи одним из многочисленных приятелей Кэтрин, сам преподнес картину ему. Честно говоря, Маркус всегда считал, что это просто шутка в духе Блейка. До этого дня.
Злобно
— А я слышал, что вы высокомерная, кичливая и заносчивая красотка, уверенная, что солнце встает и садится исключительно ради того, чтобы доставить ей удовольствие, потому как она герцогская дочка.
Взгляды их скрестились как шпаги, и на мгновение ему почудилось, что в ее глазах мелькнула боль. Но он тут же прогнал эту мысль как вздорную. Таким женщинам, как эта, просто неведомы подобные чувства.
— А про вас говорят, что вы пожиратель детей, — не остаюсь в долгу Регина. — Вы, мол, кушаете их на завтрак — вместо ветчины.
Вопиющая нелепость подобного заявления заставила его разинуть рот. А Маркус очень не любил, когда последнее слово оставалось за кем-то другим. Взяв себя в руки, он смерил Регину презрительным взглядом:
— А вас прозвали «Прекрасная, но жестокая дама». Регина так резко вскинула голову, что страусовое перо у нее на шляпке едва не выкололо ему глаз.
— А вас называют «виконт Дракон»! Но не обольщайтесь — просто в обществе обожают давать прозвища тем, кому завидуют, кого боятся или кем восхищаются. Это забавно, знаете ли. И ничего не говорит о характере человека. Впрочем, кому об этом знать, как не вам, верно? — припечатала она.
Столь хладнокровный вывод касательно светских сплетен заставил его опешить. Коротко вздохнув, Маркус отодвинулся.
— Кажется, вы были так любезны, что предпочли не пересказывать самые грязные сплетни, которые ходят в обществе на мой счет, — мрачно буркнул он. — Что мне доставляло удовольствие мучить собственную мать, что в конце концов я выгнал ее из дому, заставив бедняжку обратиться к помощи ее друзей — таких, как ваши родители, например. Что даже осмелился поднять на нее руку. Что отказался выполнить последнюю волю своего отца. Или вы этого не слышали?
— Почему же? Слышала, конечно.
— Тогда как же вы не упомянули об этом? Или… да нет, вы ведь верите всему этому, разве нет?
Регина надменно вздернула подбородок:
— А должна? Или это неправда?
Маркус даже отшатнулся. До этой самой минуты никто никогда не осмеливался задать ему подобный вопрос.
— Все равно вы не поверите… так какая разница, что я скажу?
— Для меня — большая.
Это было сказано так искренне, что Маркус едва не поверил ей. И оттого разъярился еще больше.
— Не важно! — прорычал он. — Думайте обо мне что хотите!
— Ладно. Договорились.
Когда до него дошло, что она не намерена пререкаться с ним и дальше, Маркус едва не разразился проклятиями в адрес этой нахалки, даже не удосужившейся сказать, чему же она намерена верить. Не то чтобы его это очень волновало, вовсе нет. Ему на это наплевать — даже если речь идет о самой хорошенькой женщине в мире.
А она вдобавок послала ему улыбку, настолько нежную, что у него вдруг дрогнуло сердце.