Загляни в глаза тоске!
Шрифт:
Свободной, радостной, чуть возбужденной, переступила она порог лаборатории в тот солнечный день, готовая действовать, позабыв про страх и неуверенность.
Женщина, встретившая ее в линялом, рваном халате, с наскоро скрученными волосами, быстрым, встревоженным взглядом, тут же убегающим от взгляда собеседника, вызвала в девушке мгновенное сочувствие, а, скорее, жалость. Ну куда это годится: с высшим образованием сидит в душной комнатенке, вокруг воняет, скучища и безысходность! А самой не так много лет… Вон, мама в сорок восемь родила братишку, вопящего теперь на весь дом. И по-прежнему осталась красивой,
Практика продолжалась, и у девушки хватало времени для наблюдений за Лидией, которая даже не подозревала, что сумела вызвать такой интерес. Ею вообще никто никогда не интересовался, так что разглядеть возникшее вдруг соучастие в красавице-практикантке она просто не могла.
Сначала Настя не понимала, чего же она, собственно, хочет: совершить ли просто добрый поступок по отношению к Лидии, просто вызвать улыбку, подняв ей настроение забавным рассказом, просто…Да нет же…Она долго пыталась разложить по полочкам свои новые потребности альтруиста и защитника слабых, пока, к своему большому разочарованию, не уяснила: меняться Лидия не хочет, радоваться жизни не умеет, смеяться вообще разучилась, и красивой, конечно же, тоже не станет. У них разные взгляды на мир, книги, человеческие качества, любовь, природу. Они – противоположны друг другу настолько, что сойтись могли исключительно случайно, примерно, как Дональд Трамп и сельский фельдшер из Усолья-Сибирского.
Ситуация Настю, тем не менее, не смутила. Трампом она себя никогда не считала, в случайности верила. На дворе цвело лето, и энергия била фонтаном. Хотелось действовать. Только вот, с чего начинать, если на любой вопрос Лидия реагировала всегда примерно одинаково: не смотрела, нет, не была, не ездила, не видела. И говорили они только о работе.
Даже жара, от которой просто млела Настя, воспринималась Лидией исключительно, как помеха в делах, и общей темой становиться не желала. Неожиданно это различие их личностей только подхлестнуло Настю, и она начала действовать усердно, рьяно, чуть ли не нахрапом.
Почти не получалось. Исключением стали короткие беседы на личные темы, в ходе которых Лидия нехотя делилась фактами из своей прошлой жизни, и то лишь в ответ на Настины откровения.
– Вы были замужем? – спросила как-то Настя, осторожно переставляя на столе пробирки с образцами.
На лице Лидии появилось тупое, замкнутое выражение, которое выводило из себя абсолютно всех, кто, подобно Насте, пытался наладить диалог. Не надо было быть дипломатом или психологом, чтобы догадаться: ничего эта женщина говорить не собирается, вы ее бесите, поэтому не лезьте не в свое дело!
Но Настя не смутилась, готовая идти до конца:
– Я, конечно, не была, но меня звали, – она выдержала паузу, ожидая, что последует хоть какая-то реакция, или вполне уместный сдержанный комплимент. Ничего, только кивок, скупой, без улыбки. – Я отказалась, потому что вообще не понимаю, зачем выходить замуж. Ладно, когда девушка не богата, тогда ей нужна материальная поддержка, или парень – хороший друг, надежный, – о любви Настя умолчала сознательно, и вообще озвучила самые глупые, на ее взгляд, причины замужества,
– Почему вы молчите, мне ведь хочется услышать ваше мнение? – не выдержала девушка.
– О чем? – Лидия посмотрела на нее с досадой и удивлением.
– О замужестве, – теряя запал, промямлила Настя.
– Что?
– Ну вообще прикол! – простонала девушка. – Вы совсем со мной разговаривать не хотите?!
– Я не знаю о мужчинах, – произнесла Лидия негромко. – Да и вряд ли вам нужен мой совет. Скорее уж, вы дадите его мне. Я не хотела замуж, ни с кем не встречалась. Мужчины кажутся мне грубыми, какими-то чужими, – она неловко пожала плечами.
– Часто они такими и бывают, – вздохнула Настя, с трудом скрыв радость от прогресса. – Иногда только встречаются… – слезы обожгли глаза, и она поспешно отвернулась к окну. Воспоминание, как ветер обдало ее сердце, и она не заметила, с каким голодным выражением взглянула на нее Лидия, тут же, впрочем, спрятавшись за своей привычной маской.
***
Какие-то грязные потеки на стенах. Здесь холодно, сыро, как в подземелье. Возможно, это и есть подземелье, где место нелюдям, фрикам, монстрам. Я – фрик, я – монстр. Не знаю, долго еще выдержит мой мозг человеческое общество.
Сегодня притащилась фея. Я никогда раньше их не встречала наяву, а тут вдруг увидела. Интересно, чтобы ее сделать, люди занимались обычным сексом, или употребляли какой-нибудь особый наркотик? Их экстаз, должно быть, совпал с парадом планет, или извержением ранее дремлющего вулкана.
Ей двадцать. У нее белые, как лепестки лилии, волосы, но они сверкают на солнце и льют свет вокруг, на предметы, стены, пол, на меня. Я слепну от этого сияния. Настя. Ей всего двадцать. Что-то произошло в мире, когда она вошла.
Здесь я прячусь от красоты и света. Кто-то до меня употреблял здесь запрещенные препараты, пил, спал, сношался, извергал из себя немыслимый химический сплав. Я здесь одна. Мысли текут стройно, и не хочется слез.
Где-то есть город. В нем стоит лето, стоит прочно, опираясь зелёными столбами о раскаленный асфальт. Пение птиц слишком ранит мой слух, как и усиленные рассветом гудки машин. Из синего неба на город льются потоки счастья. Кто-то, возможно, наберет себе полные пригоршни. Мне – ни к чему.
Мой ежедневный побег из рая должен хоть на время ослабить боль и желание выйти из окна. О, как искушает, мня шестнадцатиэтажка напротив! От летнего цветения есть только одна польза: из-за разросшихся зарослей боярышника не так видны дома.
Я лгу. Много. Моя причёска – ложь, мои одежды – сплошное вранье. Моя пища – черт знает, что такое, ложь, и просто сырье для переработки. Не может быть это правдой. Это – мой образ, маскировка, попытка укрыться. Хочу смерти, зову ее, тащу ее за тощую задницу из неправдоподобного мира ночи, но она упирается, потому что подчиняется не мне, а кому-то еще. Кто-то более сильный и красивый, успешный и честный управляет ей.