Заговор богов

Крабов Вадим

– Ты чего замерла? – Рус поленился вытягивать лежащие под собственной головой руки, которые, как известно, мягче любой перины, и встряхнул жену резким шевелением груди, на которой она расположилась, удивительным образом забравшись на этот маленький пятачок почти всем телом. Хвала богам, легким. Гелиния стала медленно, глубоко задумавшись, поворачивать к нему лицо.

«Как все запущено!» – посетовал Рус и приступил к уговорам:

– Каналы у тебя уже достаточно растянулись, можно не упражняться, поэтому ребенку не повредишь; мальчика мой Дух жизни обеспечит. В смысле нужные… – Он замешкался в подборе гелинских или тирских слов, объясняющих понятие «сперматозоид», нашел – «мужская часть семени», приготовился добавить, что согласен

и на девочку, но сказать ничего не успел. Со словами: «Я так долго от тебя ждала этого, Русчик!» – Гелиния закрыла его уста своими…

«Так это я виноват, оказывается?!» – хотел возмутиться муж, но… отложил выяснение «на потом». А когда настало это «потом» – блаженно уснул.

Девять месяцев пролетели незаметно.

Перед родами молодая мамочка сильно переживала, но процесс прошел на удивление легко: быстро, в особенности для первородящей, и почти безболезненно. Тиренкам-повитухам не пришлось поить княгиню традиционным степным обезболивающим и укрепляющим отваром, а приглашенный Целитель чуть не уснул. На лекаре настоял мечущийся в соседней комнате отец:

– Ничего, Пиренгул, Низарин. – Мать Гелинии все-таки соизволила явиться на такое событие. Обычно она дочь игнорировала. Впрочем, это чувство у них было взаимным. – Не обеднеем. В обычаях моего народа рожать в присутствии Целителя. Да вы садитесь! – Рус показал на удобные округлые диваны. Они находились в «золотой» гостиной – овальной, смежной с супружеской спальней, где сейчас, по представлениям Руса, тужилась Гелиния. – А то я сам как в муравейник залез… Вина, уважаемая Низарин?

– Не откажусь, – ответила теща, кокетливо улыбнувшись и скромно потупив глазки.

– Да успокойся ты, Рус! – воскликнул совершенно уверенный в себе тесть. По крайней мере, выглядел он таковым. – Гелингин – баба здоровая, тем более маг-подмастерье. Уж с таким плевым делом – справится!

Низарин, оглядев мужа с ног до головы взглядом, в котором явно читалось: «А ты сам-то пробовал? Плевое дело?!» – промолчала, как истинная тиренка, живущая по заветам Предков, и изящно отведала красного вина из смешного бокала с длинной ножкой, невесть откуда появившегося у нее в руке, – это уже по-архейски, по обычаям просвещенных земель. Слуги – Рус с удивлением насчитал аж четырех – держались незаметно.

«Блин, настоящий дворец, в натуре!» – почему-то возмутился он.

Хотя понятно почему: во-первых, волновался так, как не переживал никогда в жизни; во-вторых, он еще помнил дом абсолютно пустым, если не считать его и Гелинию внутри этого большого здания. И та пустота удивительным образом не давила, была теплой, благожелательной. Тогда дом казался живым. Он, конечно, и сейчас оставался таковым, а с активированными узорами – даже более того, однако… по мнению высокомерных, но, хвала богам, сгинувших каганов, «толпа грязных людишек, вечно снующих туда-сюда» не давала в этом убедиться.

Задремавший под натужные стоны роженицы Терентий проснулся от богатырского крика младенца. Посмотрел, как ловко действуют повитухи, и даже не пошевелился, чтобы помочь. Опытные тиренки все делали правильно, а сияющая мамочка могла послужить натурщицей для сюжета «счастливая женщина». Целитель вгляделся в орущего малыша. «Здоров», – определил через пару мгновений и… не стал вставлять в ауру «младенческую силу» – тайную целительскую структуру, укрепляющую защитные силы человека.

Орден Исцеляющих не вмешивался в политику. В войнах участвовал исключительно в качестве лекарей, по возможности помогая обеим сторонам. Но был он жаден. Как весь орден в целом, так и большинство его членов. То ли это была особенность Силы, то ли воспитание в школах ордена шло в этом специфическом направлении. Но, как бы там ни было, когда древние маги-Исцеляющие создавали структуру «младенческой силы» – которая, кстати, в свое время резко снизила детскую смертность, – то получилась она с побочным эффектом. Во-первых,

резко снижалась вероятность возникновения склонности к Силе (Целители были единственным орденом, который вел статистику в современном земном понимании этой науки); во-вторых, спустя много лет у некоторых людей с этой меткой могли возникнуть псевдозаболевания, излечиваемые только Целителями и, разумеется, за хорошие деньги. То, что, допустим, «красноглазие», «ложное бельмо» или «лицевой лишай» можно было не лечить вовсе – другое дело. Убийцами маги-Исцеляющие все же не были, и частенько псевдоболезни проходили сами. Вместе с юностью и наступлением брачного возраста. Но, пожалуй, главной особенностью той древней структуры была абсолютная скрытность: она полностью растворялась в ауре и обнаружить ее можно было, только если знать о ее существовании.

Не склонные к Силе люди всех просвещенных стран (богатые и просто состоятельные) не ведали о существовании какой-то там структуры, не вели статистику, но Целителей на роды не приглашали. И вовсе не из-за дороговизны! Это считалось дурной приметой. Маги остальных орденов тоже не подозревали о существовании «младенческой силы», однако интуитивно чувствовали что-то «не то».

Чувствовал и Рус, но Терентий был не обычным Целителем. Он являлся тем самым высоким мастером Исцеляющим из Эолгула, которого Рус, приняв вид ожившей статуи Эскулапа, вызывал в свою мини-вселенную, в глубины своей души. Потом Терентий совершенно бесплатно вытянул Адыгея буквально из Долины Предков, и до Руса доходили слухи, что этот мастер основал какое-то «Течение за истинное милосердие». Пока вроде в ордене у него было немного сторонников. Точные сведения, увы, из этого закрытого учреждения не распространялись, и будущий папа довольствовался тем, что слышал.

Когда Гелинии пришло время рожать, то подумал и, пойдя на поводу у абсолютно земных страхов за здоровье жены и первенца, решил пригласить на роды доктора. Это самодурство жена с тестем встретили, мягко говоря, удивленно. Но не оспорили – видели, что бесполезно.

Провожая Терентия в комнату к роженице, Рус никак не объяснял свой необычный поступок. Не выдержал сам Целитель:

– Зачем, князь?! – В составе десятка лекарей от эолгульского филиала ордена (считай – эндогорского) он уже около года жил в Кальварионе и Альвадисе и знал, что муж Гелинии, помимо всего прочего, тоже настоящий владетельный князь Кушинара и чуть ли не бог для местных этрусков, два полка которых являлись самыми боеспособными воинскими подразделениями.

– Я переживаю за жену и ребенка. Неужели не ясно? – Русу, вслед за вставшим лекарем, тоже пришлось остановиться. От нетерпения он переминался с ноги на ногу.

– Княгиня больна?

– Нет. Очень надеюсь, что нет.

– Ребенок?

– Жена и шаманы говорят – полностью здоров. Но ты их еще проверишь, о цене договоримся. – Рус умолчал о том, что он и сам, как только умел, изучал беременную Гелинию.

– Но это же… это… – Целитель не знал, как сказать «плохая примета».

– Не верю я в приметы, господин Терентий, а о жене и первенце очень беспокоюсь, очень! – Последнее сказал так многозначительно, и глаза его сверкнули так пронзительно, что у Целителя пропало всякое желание спорить.

– Тогда идем быстрее, князь. Но учти, денег я возьму с тебя много. Нет, нет, не беспокойся! Я уверен, что все будут здоровы и счастливы, просто у меня принципы.

В ответ Рус кивнул, мол, слышал о них и даже разделяет: с богатых – много, с бедных – меньше, с неимущих – совсем плату не брать; помощь оказывать всем.

Что удержало Терентия от наложения структуры «младенческой силы», он и сам не до конца разобрался. Возможно, испугался разоблачения. И еще он перед внутренним взором заметил Эскулапа, причем в образе совершенно незнакомом: с аккуратной бородкой, с какими-то стеклами на глазах; этого хватило – сдержался. Конечно, прагматичный скептический лекарь не поверил в истинность схождения бога.