Заговор францисканцев
Шрифт:
Шарканье сандалий в соседнем проходе на время прервало его спор с самим собой. Присев на корточки, он увидел над рядом книг колени Лодовико. Когда библиотекарь удалился в конец ряда, отшельник поспешил вернуться на свое место и к тому времени, как Лодовико завершил свой обход, сидел, так глубоко зарывшись носом в «Сумму», что на нем, пожалуй, отпечатались бы чернила, будь рукопись посвежей. Уголком глаза Конрад заметил, как библиотекарь, отворачиваясь, презрительно скривил губы.
Через два дня, второго ноября, братия отмечает День Всех Святых. После долгого дня молитв и литургий заморенные братья способны будут думать только о теплых тюфяках. Если он и вправду наберется храбрости взломать шкаф, время самое
20
Орфео отправился в базилику заранее, чтобы помочь с приготовлениями. В этот день должно было состояться торжественное чествование папы. Цветами и коврами занималась целая армия венецианцев, так что молодой моряк присоединился к команде, переносившей тяжелый трон на площадь Святого Марка, где понтифик должен был принимать дожа и знатных горожан. Вторым перенесли трон поменьше – для дожа. Потом Орфео помогал чистить белого осла его святейшества. На всякий случай над тронами установили навесы: с юга и запада надвигались грозовые облака.
Вокруг толкались локтями горожане, пробиваясь к местам, откуда открывался лучший вид. Рыцарский отряд, прибывший из самого Рима, оцепил площадь кольцом, оттеснив толпу к краям. К часу терции зазвонил большой колокол Святого Марка, и хор мужских голосов из базилики откликнулся гимном «Те Deum Laudamus» [42] . Голоса зазвучали громче, когда певчие выступили из собора на площадь.
Орфео нетерпеливо ожидал появления Тебальдо. Венецианцы обожают красочные зрелища. Как обставит свой выход папа? Пока Орфео видел его только в непринужденной обстановке, на борту корабля или на отдыхе во дворце.
42
«Тебя, Господи, хвалим!» – начало латинского гимна.
Найдутся ли у него в сундуке одежды, пригодные сравняться роскошью с одеяниям Лоренцо Тьеполи и его догарессы? Для здешних богатых горожан наружность – это все!
Взволнованный шум прошел по толпе со стороны дворца. Орфео вытянул шею и улыбнулся, увидев Тебальдо. Папа шел к трону босой, склонив непокрытую голову, одетый в простую черную сутану сельского священника. Казалось, он не замечает зрителей. Губы его беззвучно двигались в молчаливой молитве. Наконец он поднял голову и поймал взгляд стоящего у трона Орфео. Лицо его ясно говорило: «Реформы начинаются здесь».
Между тем в бухте Святого Марка появился дож, проведший ночь в родовом палаццо. Парадная барка причалила к набережной, и восторженные крики взметнулись новой волной, когда правитель города ступил на берег. Он также был в сутане – белоснежной, отороченной мехом горностая и более короткой, чем у папы. Под ней виднелись алые облегающие штанины, а поверх накинут был плащ из золотой парчи. Догаресса и дамы ее свиты следовали за ним. Она плыла через площадь, и за ней несли шлейф платья из венецианской парчи с узкими полосками горностая на обшлагах. Длинную вуаль, скрывавшую лицо и шею, удерживала на голове маленькая герцогская корона. Дамы одеты были в платья цвета индиго и алые плащи. Шляпы и тюрбаны на их головах блистали драгоценными камнями, вуали были тоньше паутины.
Приблизившись к папе, Лоренцо сбросил золотой плащ и простерся ниц на мостовой. Поднимаясь, он целовал поочередно сперва ступню, затем колено понтифика и наконец поднялся в полный рост. Встал и Тебальдо. Он ладонями охватил голову дожа, поцеловал его в щеки и обнял.
– Добро пожаловать, возлюбленный сын Церкви. Сядь от меня по правую руку.
Под крики толпы дож занял собственный трон.
Снова затрезвонили
Месса продолжалась почти до полудня. Затем Тебальдо сел на белого осла. Лоренцо придержал ему стремя и проводил в бухту. Корабли, собранные для рейда на Анкону, один за другим проходили перед набережной.
– Благослови успех нашего флота, святой отец, – сказал Лоренцо.
Папа ответил негромко, но Орфео расслышал его слова. К несчастью, это означало, что слышали их и другие, оказавшиеся поблизости от говорящего.
– Я стану молиться за благополучное возвращение ваших людей и кораблей, – сказал папа. – Но молиться за успех предприятия, которое считаю пиратским набегом, не могу. Жители Анконы также мои дети.
Лоренцо побагровел. Папа же, обернувшись к морю, воздел руку и осенил корабли широким крестным знамением.
Крики радости, гремевшие с кораблей, не могли заглушить голоса беспокойства, нашептывавшего Орфео, что церемонии пора бы закончиться, а им лучше бы поскорей оказаться в пути, в окружении рыцарского конвоя. Ему пришло в голову, что вооруженные воины могут пригодиться не только как почетный кортеж.
Когда последняя галера покинула гавань, дож вывел папского ослика обратно на площадь. Трон папы переставили на возвышение, откуда видна была вся площадь. Теперь предстоял парад гильдий и принесение даров, которое, как предсказывал Джулиано, могло затянуться на несколько дней. Пока папа усаживался, дож шепнул что-то одному из своих людей. Возможно, его приказ и не имел отношения к высказанному папой в гавани упреку. Однако, когда на площади появилось шествие гильдии стеклодувов, одетых в алые мантии, блистающих знаменами и драгоценными кубками и сосудами, Орфео замешался в толпу и начал пробиваться к капитану римских рыцарей.
Ночь выдалась непроглядная – самая подходящая погода для злоумышленника. Черные тучи собрались над Ассизи еще днем, предвещая зимние бури, которые вскоре похоронят горы в снегу. Чуть более светлое пятно на краю одного облака указывало, где скрывается молодой месяц.
Переступая босыми ногами по ледяному каменному полу спальни, Конрад почти радовался холоду. Доски могли бы выдать его скрипом, несмотря даже на звучные храпы братьев. Карман ему оттягивал небольшой железный стержень, который отшельник подобрал у кузницы. Он рассчитывал отжать одну-две боковые доски, а после поставить их на место, не оставив следов взлома. После этого предстояло выбраться из Сакро Конвенто. Даже если кража пройдет незамеченной, рукопись Фомы Челанского надо где-то читать или хотя бы спрятать. Правда, скрыв ограбление, он выиграет время, чтобы покинуть обитель непринужденно, при свете дня, с краденым манускриптом за пазухой.
Конрад так и не смог поверить, что решился на кражу, даже когда на цыпочках выбрался из спальни и прокрался в аркаду. Да уж, Лео и Франциск, даже зная и одобряя его цель, едва ли одобрят средство! В темноте Конрад ощупывал стену, отыскивая крошечные выбоины, оставленные зубилом каменотеса на гранитных блоках. Его охватило странное чувство: словно он касался ладонями истории ордена. Он представлял себе потных работников, роющих землю для фундамента по указаниям Элиаса, обтесывающих огромные камни, которые каждый день подвозят из каменоломен, на огромных лебедках поднимающих вверх плиты и бревна. Разве не для того Конрад затеял похищение, чтобы вернуться к истокам ордена, стертым из истории Бонавентурой и его министрами-провинциалами?