Заговор генералов
Шрифт:
Лукомский снова расставил ножки циркуля. От Бело-острова до столицы менее тридцати верст. М-да... Что же задумал Корнилов?..
Какими бы ни были его планы, приказ главковерха надлежит выполнять. Вызвав адъютанта, начальник штаба продиктовал ему тексты телеграмм главкоюзу Деникину и главкосеву Клембовскому:
– Зашифровать и немедленно отправить.
3
И Наденька, и ее брат были дома. Сашка, на лице написано, злой как черт.
– Что у тебя стряслось, Александр?
– Хозяева надумали всех рабочих
Он тряхнул кудрями. Разом повеселел.
– А я, друзья, уезжаю.
– Антон раскрыл ранец, начал укладывать вещи.
– Уезжаете?..
– жалобно, эхом, отозвалась девушка.
– На фронт возвращаетесь?
– Нет. Пока что в Москву.
– А на обратном пути?..
– она оборвала. Но в голосе ее было столько мольбы, что у Антона перехватило дыхание.
– Постараюсь обязательно заскочить, сестренка.
– Ничо, наш Выборгский продержится!
– Сашка был весь в своих заботах.
– Наш Выборгский - крепость! Знаешь, кто членом нашей районной организации болыпеви
ков? Ленин! При мне - не вру!
– в мае у нас в райкоме на Сампсониевском партийный взнос платил. Разглядел его. Ближе стоял, чем вот к тебе. А кто у нас и Выборгской районной думе? Жена его, вот кто!
– Не может быть!
– Вот те... Голову об заклад! Надежда Константиновна Крупская-Ленина. Заведует культурно-просветительным отделом.
– Чем же она там, в думе, занимается?
– Школы устраивает, разные прочие просветляющие мозги обчества, молодежь в социалистический союз собирает. В общем: культура и просвещение - так и называется.
– Постой-постой...
Эта мысль возникла у Антона еще раньше. В лазарете и в первые, зимой, дни в этой хатке он улавливал яркое, самобытное в характере Наденьки. Ее чудный голос, ее обостренная впечатлительность, чистота, доброта и в то же время ее необразованность, растрепанные представления о происходящем, составленные из сплетен в хвостах d неумелых объяснений брата, ее наивно-простодушный взгляд на мир... Она как чистый лист, на который жизнь может нанести любые письмена. А надо, чтобы писал пх кто-то умный и чуткий. Надежда Константиновна - ничего лучше и придумать невозможно.
– Вот какое тебе партийное задание, забастовщик: завтра же поутру отправишься в думу, к Крупской. Записываться в ее клуб или школу.
– Мне-т зачем? Я на полный процент образованный. Пишу-читаю!
– "Воопче-то", да, - слегка поддразнил его Путко.
– Хотя тоже не повредило бы мозгам... Да сейчас пе о тебе речь: сестру отведешь. Так и скажешь: товарищ Владимиров просил взять ее под опеку. Она меня знает. И в молодежный союз запишешь ее.
– Да я ж сам говорил Надьке, язык обломал - она ни в какую!
–
– выдохнула, просияв, Наденька. Побегу!.. Все, что вы скажете!..
– на глазах ее выступили слезы, а лицо зарделось. Она отвернулась.
– Дура я глупая...
Сашка обалдело уставился на сестру:
– Вот те на! Пойми-разберись... Разве их натуру поймешь?
– И, вздохнув, согласился: - Поведу.
Глава шестая
8 августа
1
Утром Антон вышел на привокзальную площадь в Москве. Сказал извозчику:
– Подбрось, братец, в какую-нибудь гостиницу поближе к Спиридоновке. Только чтоб без клопов была.
– В лучшем виде, господин ахвицер!
– кучер натянул вожжи.
Утро было солнечное, омытое недавним дождем, настоянное на запахе лип. Буланые несли, цокая подковами по булыжникам.
Или уж очень геройски выглядел "ахвицер", или возница по-своему понял его просьбу, но подкатил и с шиком остановил свою карету у сверкающих бронзой и зеркальными стеклами дверей . "Националя" - одной из самых роскошных гостиниц Москвы, напротив Кремля.
"Что ж, шикнем!.." - решил Путко. В номере привел себя в порядок, снял бинт, заклеил шрам на лбу пластырем, надраил сапоги.
От Никитского бульвара, еще на подходе к Спиридоновке толпился народ. Вдоль тротуаров теснились автомобили и экипажи. Юнкера в парадных мундирах с белыми нарукавными повязками, в белых перчатках дирижировали на мостовой. У высокой каменной ограды с узорной решеткой поверху, из-за которой выступали колонны и лепной карниз светло-желтого здания, юнкера образовали сплошную цепочку, а в воротах стояли прапорщики с адъютантскими аксельбантами.
– Господин поручик, ваш билет!
– Я по приглашению... К профессору Милюкову Павлу Николаевичу.
– Один момент-с!
В открытую широкую дверь ограды виден был проезд к парадной лестнице. На ступенях ее появился Милюков:
– Пропустите.
– Протянул руку: - Прошу, мой юный друг! Очень рад, что решили приехать. Не пожалеете. Как добрались?
Обходительный, внимательный. Сразу помог освоиться в непривычной обстановке. С профессором все раскланивались, а он, в свою очередь, представлял офицера с пластырем на лбу и "Георгиями" на груди:
– Познакомьтесь!.. Имею честь!.. Любите и жалуйте!..
Будто ожили журнальные портреты: огромный, с короткой, как у новобранца, стрижкой на лысеющей голове, с проницательными глазами под нависшими верхними веками Родзянко; седой, но чернющие усы - генерал от инфантерии Рузский, бывший главкосев; генерал от кавалерии Брусилов; профессор князь Трубецкой; московский промышленник и меценат Третьяков; семидесятипятилетний седобородый патриарх анархистов князь Петр Алексеевич Кропоткин... Наверное, только один Антон был среди собравшихся не знатен, не увенчан славой или не богат.