ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ?

Костин Александр Георгиевич

«Перед отъездом в Крым мы предупредили всех, в том числе и Андропова, что он должен соблюдать режим, быть крайне осторожным в отношении возможных простуд и инфекций. Организм, почти полностью лишенный защитных сил, был легко уязвим и в отношении пневмонии, и в отношении гнойной инфекции, да и других заболеваний. Почувствовав себя хорошо, Андропов забыл о наших предостережениях и решил, чтобы разрядить, как ему казалось, больничную обстановку дачи, съездить погулять в лес. Окружение не очень сопротивлялось этому желанию, и он с большим удовольствием, да еще легко одетый, несколько часов находился в лесу.

Надо знать коварный климат Крыма в сентябре: на солнце кажется, что очень тепло, а чуть попадешь в тень зданий или леса — пронизывает

холод. К тому же уставший Андропов решил посидеть на гранитной скамейке в тени деревьев. Как он сам сказал позднее, он почувствовал озноб, почувствовал, как промерз, и попросил, чтобы ему дали теплую верхнюю одежду. На второй день развилась флегмона. Когда рано утром вместе с нашим известным хирургом В. Д. Федоровым мы осмотрели Андропова, то увидели распространяющуюся флегмону, которая требовала оперативного вмешательства. Учитывая, что может усилиться интоксикация организма, в Москве, куда мы возвратились, срочно было проведено иссечение гангренозных участков пораженных мышц. Операция прошла успешно, но силы организма были настолько подорваны, что послеоперационная рана не заживала…

Мы привлекли к лечению Андропова все лучшие силы советской медицины. Однако состояние постепенно ухудшалось — нарастала слабость, он опять перестал ходить, рана так и не заживала. Нам все труднее и труднее было бороться с интоксикацией. Андропов начал понимать, что ему не выйти из этого состояния» [132] .

Вернувшись в Москву, Андропов уже не появлялся в своих кабинетах на Старой площади и в Кремле, а вскоре навсегда покинул квартиру на Кутузовском проспекте и подмосковную резиденцию, оказавшись до конца своих дней изолированным от мира в больничной палате ЦКБ.

132

Цит. по: С. Семанов. Председатель КГБ Юрий Андропов. М.: «Алгоритм», 2008. С. 315 — 316.

Безусловно, «легкое простудное заболевание», о котором талдычил в средствах массовой информации заведующий отделом внешнеполитической пропаганды Леонид Замятин, имело место быть, поскольку сомневаться в справедливости диагноза, поставленного академиком E.И. Чазовым, никаких оснований не было. Однако в «простуду», из-за которой руководитель Советского Союза, перестал появляться на публике, не встречался на пресс-конференциях с представителями масс-медиа, которых интриговало внезапное затворничество Ю. В. Андропова, и даже не поднялся на трибуну Мавзолея в день празднования 66-й годовщины Октябрьской революции — никто не верил. Было отказано в ранее запланированных встречах с рядом политических и общественных деятелей Запада, а также с группой борцов за мир, прибывших в Москву, со ссылкой но «простудное заболевание».

Между тем состояние Андропова настолько ухудшилось, что перепуганные медицинские светила СССР запросили помощи у знаменитого профессора Нью-Йоркского госпиталя Альберта Рубина, который дважды побывал у постели больного, дав обещание сохранить полную конфиденциальность, как в отношении диагноза больного, так и о своих визитах в Москву. Ничего утешительного о состоянии здоровья Андропова доктор А. Рубин сказать своим советским коллегам не смог, но к общему мнению о малоутешительном прогнозе хода заболевания пришли. Это снимало с Е. И. Чазова, как с лечащего врача, тяжкий груз не только медицинской, но и политической ответственности, о чем он с оптимизмом (в отношении себя и своих коллег. — А. К.) делится в своих мемуарах:

«Диагноз и принципы лечения Андропова были предельно ясны. Подагра, которой он страдал несколько десятилетий, привела к полной деструкции обеих почек и полному прекращению их функции… Мы вынуждены были перейти на проведение гемодиализа — периодическое очищение крови от шлаков, которые почти не выводились из организма.

В кремлевской больнице в Кунцеве, называвшейся Центральной клинической больницей, были оборудованы специальная палата и операционная для проведения этой процедуры.

Андропов, его окружение, в основном руководство КГБ, ставили вопрос о возможной пересадке почек (были даже найдены доноры из числа молодых офицеров КГБ, которые добровольно соглашались дать свою почку для спасения жизни Андропова. — А. К). По мнению советских специалистов, это было невозможно и нецелесообразно, а учитывая состояние Андропова, выраженные атеросклеротические изменения сосудов, и опасно. Вот почему первый вопрос, который был поставлен перед А. Рубиным, был вопрос о возможности пересадки почек. Причем окружение Андропова просило, чтобы консультация проходила без участия советских специалистов, которые, по их мнению, могли оказывать определенное «психологическое», «коллегиальное» давление на А. Рубина в оценке состояния и рекомендациях методов лечения. Я понимал, что эта просьба исходит от Андропова, и просил А. Рубина быть предельно откровенным и беспристрастным. Мне понравилось, как он держался во время консультации — общительный, вежливый, очень пунктуальный и в то же время с чувством достоинства, присущим специалистам высокого уровня. Он полностью подтвердил правильность тактики лечения, избранной советскими специалистами, и отверг возможность пересадки почек» [133] .

133

Цит. по: С. Семанов. Председатель КГБ Юрий Андропов. М.: «Алгоритм», 2008. С. 283, 285.

Удивительно, но профессор А. Рубин, на которого в США оказывалось огромное давление с целью выведать тайну заболевания советского руководителя, а также, несмотря на естественное искушение сделать себе своеобразную рекламу на участии в лечении Андропова, свое слово сдержал и «сохранил полную конфиденциальность полученных данных». Хотя может быть этому удивляться не стоит, если априорно поверить в порядочность таких людей.

Так, что же это за таинственное заболевание, с которым советские медики успешно справлялись на протяжении многих лет (16 лет, по крайней мере, по словам E.И. Чазова), которое не мешало Ю. В. Андропову активно трудиться, практически без выходных и с полным напряжением сил, и которое вдруг так обострилось где-то через 10 дней после заседания Политбюро первого сентября 1983 года?

Не будем утомлять читателя догадками: 9 сентября 1983 года, после возвращения Андропова в Москву, в него стреляла жена Н. А. Щелокова — Светлана Владимировна, тяжело ранив его в области таза. При этом была поражена почка, которая еще достаточно эффективно работала, что позволяло больному обходиться без постоянной процедуры гемодиализа.

Покушение на жизнь Генерального секретаря произошло в доме на Кутузовском проспекте, где на разных этажах, но в одном подъезде проживали семьи Андроповых, Щелоковых и Брежневых. Выстрел произошел через открытую дверь квартиры Щелоковых, когда Андропов спускался с верхнего этажа. Застрелив Андропова Светлана Владимировна из этого же пистолета покончила с собой.

Круг людей, знавших не понаслышке о трагедии, случившейся 9 сентября 1983 года, был достаточно широк, но никто из них не выдал этой тайны, за что надо отдать дань восхищения «специалистам» из ранее руководимого Ю. В. Андроповым ведомства, за столь блестяще проведенную операцию прикрытия. Даже пришлось создать легенду о кончине жены Н. А. Щелокова, согласно которой она якобы действительно покончила жизнь самоубийством, но только не 9 сентября, а 19 февраля этого года у себя на даче, чуть ли не на глазах у своего мужа и сестры-хозяйки, которая «поделилась» своими впечатлениями об этом событии: