Заговор королевы
Шрифт:
— Уведите его отсюда, — сказала Екатерина страже, — и пусть объявят под звуки труб по всему Парижу, что гугенотский проповедник будет сожжен сегодня в полночь на Пре-о-Клерк. Вот наш приказ.
— Ваше величество ошиблись, — заметил караульный, взглянув на данную ему бумагу. — Это повеление о казни Козьмы Руджиери, аббата Сен-Маге, обвиненного в оскорблении его величества и колдовстве.
— Этого будет достаточно, — отвечала повелительно королева, — уведите вашего пленника.
Кретьен упал на колени.
— Долго ли еще, праведный Боже, — вскричал он, —
Затем он поднялся и, опустив голову на грудь, вышел в сопровождении стражи.
— Ваше величество — неумолимый враг, — сказал Кричтон, с глубоким сожалением глядя вслед несчастному проповеднику.
— И надежный друг, — отвечала королева. — От вас, шевалье Кричтон, зависит, буду ли я для вас другом или врагом. Еще одно слово, прежде чем расстаться. В Генрихе вы имеете соперника: он любит принцессу Эклермонду.
— Я это знаю.
— Сегодня вечером она будет ваша или его.
— Она никогда не будет принадлежать ему.
— Значит, вы принимаете наши предложения?
В эту минуту в конце арены раздались громкие звуки охотничьего рога.
— Вот рыцарский вызов! — вскричал Кричтон, прислушиваясь и ожидая повторения сигнала.
— Королевский вызов, — отвечала Екатерина. — Это вызов Генриха Наваррского!
— Генриха Наваррского? — вскричал Кричтон вне себя от удивления. — Так вот какого предводителя гугенотов судьба отдала в ваши руки?
— Его самого. Мы обязаны этим важным событием одной из девиц нашей свиты, которая по дороге в Лувр заметила, что один из солдат барона Росни поразительно похож на Генриха Бурбона. Мы случайно услышали ее слова и тотчас же послали на розыски наших шпионов, Скоро мы узнали, что солдат — действительно не кто иной, как переодетый монарх. Это тайна, которая должна остаться между нами, шевалье.
— Не бойтесь, ваше величество, я буду нем.
— Мы узнали также, что король Наваррский рассчитывает быть сегодня участником турнира, желая переломить с вами копье.
— Со мной, ваше величество?
— Слухи о вашем искусстве достигли и его ушей, и он хочет убедиться в их справедливости на деле. Но слушайте, рог трубит во второй раз. Мы должны окончить наш разговор. Ваш ответ на наши предложения?
— Я дам его после турнира.
— Хорошо. После турнира мы будем ожидать вас в королевской галерее, положите как бы случайно руку на рукоятку кинжала, это будет для нас знаком согласия. Храни вас Господь, шевалье.
С этими словами Екатерина вышла из павильона.
— Эй! Копье! Лошадь! — поспешно крикнул Кричтон.
Оруженосец тотчас же прибежал на его зов.
— Клянусь Святым Андреем, — прошептал Кричтон, поспешно надевая вооружение, — скрестить копье с самым храбрым из христианских принцев — эта честь стоит того, чтобы из-за нее подвергнуться тысячи опасностей.
Едва шотландец вышел из павильона, как ковер, покрывавший стол, у которого происходил разговор Екатерины с Кричтоном, зашевелился, и из-под него показалась высокая остроконечная шапка, а затем испуганное лицо и шутовской костюм Шико,
— Бррр! Не напрасно я залез сюда! — пробормотал он. — Хорошие вещи удалось мне услышать. Заговор должен вот-вот вспыхнуть. Бедный Генрих! Его ждет участь отца! Если бы его осудили на заключение в монастыре, я бы ничего не сказал, — он всегда чувствовал влечение к рясе… но убийство!.. Что теперь делать? К счастью, я не связан клятвами, да если бы и был связан, так не задумался бы ни на минуту их нарушить. Но что же делать? Я вторично задаю себе этот вопрос. Ничего не придумаешь!.. Кто захочет поверить моей истории? Надо мной станут смеяться, меня побьют, а может быть, даже просто отправят на тот свет. Это общая участь тех, кто лезет не в свои дела. Ах! Вот идея! Я подожду конца турнира и тогда переговорю с шотландцем, так как могу предвидеть, какой ответ даст он нашей Иезавели.
С этими словами шут осторожно выскользнул из павильона.
БЕАРНЕЦ
Вернувшись на арену, Кричтон нашел короля, окруженного фаворитами и, видимо, заинтересованного гордым вызовом, все еще отдававшимся в стенах Лувра.
— Бегите, Монжуа, — вскричал он, обращаясь к распорядителю турнира и герольдам. — Выполните ваши обязанности поскорее и возвращайтесь сообщить нам, кто дерзнул явиться без приглашения на наш турнир. Кто бы он ни был, он поплатится за свою дерзость. Ступайте же и узнайте, кто он такой. — А! Вот и вы вернулись, — прибавил он, увидев приближавшегося шотландца, — мы после расспросим вас о вашем бесконечном разговоре с нашей матерью. По вашему лицу мы подозреваем, что вы задумываете изменить нам. Так ведь?
— Государь! — вскричал, краснея, Кричтон.
— Ну, вот вы и сердитесь! Видно, этот разговор был настолько серьезным, что вы не выносите даже нашей шутки. Впрочем, тут нет ничего удивительного, — сказал, улыбаясь, король. — Разговор, да еще такой длинный, с ее величеством Екатериной Медичи — невеселая вещь, даже для нас. Мы, однако, должны бы не бранить вас, а скорее благодарить за то, что вы ее так долго удерживали, так как это позволило нам осаждать одну прекрасную особу настойчивее, чем мы могли бы это делать в присутствии нашей матери. Кстати, о прекрасной Эклермонде, шевалье Кричтон. Как только мы покончим с этим неизвестным бойцом, мы намерены переломить с вами копье в ее честь. Вы видите, мы вполне вам доверяем, иначе мы не решились бы так безрассудно отдавать нашу жизнь в ваши руки.
— Государь! Не выходите сегодня на арену! — раздался вдруг глухой голос.
Генрих вздрогнул.
— Кто это говорит? — спросил он, обращаясь в ту сторону, откуда, как ему казалось, слышался голос.
Но его взгляд упал на открытое лицо Жуаеза, выражавшее неменьшее удивление.
— Sang Dieu! — вскричал взбешенный король. — Кто смел так говорить с нами? Пусть он покажется.
Никто не ответил на приказ короля.
Придворные подозрительно оглядывали друг друга, но никто не мог приписать своему соседу слова, возмутившие короля.