Заговор королевы
Шрифт:
– Тсс! – прошептал шут. – Который из нас оказывается теперь дураком? Не хотите ли вы открыть ее тайну?
– И маска завладела ею? – продолжал Кричтон. – Чьи же черты скрыты под этой маской?
– Не знаю, – отвечал Шико, – может быть, это Гиз или Беарнец [46] , а быть может, и сам антихрист, – это все, что я могу сказать. Но уверяю тебя, что это не Анрио, не ты и не я, ни даже сеньор Жуайез. Я не скажу того же о нашей царственной ведьме Екатерине, хотя легко может случиться, что она-то и есть виновница похищения.
46
Беарнец – здесь и далее: сам Генрих IV, родившийся в Беарне.
– Но ты говоришь, что Руджиери…
– Был с ней. Я его видел вместе с его карликом Эльберихом. Оба помогали маске.
– Черт возьми! Этот проклятый астролог поплатится….
– Берегись! Руджиери хотя и не очень надежный друг, зато очень опасный враг. Бойся его. Мы с ним никогда не чокались без того, чтобы мой стакан не разбивался и вино не разливалось.
– Его уже больше нет здесь, говоришь ты?
– Конечно.
– Я пойду к нему в башню и заставлю его объяснить мне тайну маски и девушки.
– Эта башня – логовище волчицы Екатерины. Будь осторожен! Многие погибли в западне, из которой хотели выйти невредимыми. Но поступайте, как вам заблагорассудится. Умные не любят следовать советам дураков.
– Прощайте, господа, – сказал Кричтон, – не забудьте наших предложений на завтрашний день. Жуайез, мы увидимся с тобой сегодня вечером на празднике.
С этими словами Кричтон вонзил шпоры в бока коня и в сопровождении своего пажа пустился галопом с горы Святой Женевьевы.
Шико пожал плечами.
– Я вижу, что поколение странствующих рыцарей не совсем еще угасло, – прошептал он. – Наш Кричтон опоздал по меньшей мере на целое столетие, ему бы следовало жить в доброе старое время при моем предшественнике Трибуле [47] и его рыцарском господине Франциске I [48] . Он просто-напросто запутался в шелковых сетях этой черноволосой сирены. Что скажет наша прекрасная возлюбленная Марго, если это новое приключение дойдет до ее ревнивого слуха? Но мне необходимо быть в Лувре. Эта битва школьников рассеет хандру Генриха, и, чтобы убить время при спуске с этого Парнаса Святой Женевьевы, я займусь стихотворением в честь дивного Кричтона. Уф! Уф! – закряхтел шут. – Я задыхаюсь.
47
Трибуле – знаменитый шут французских королей Людовика XII и Франциска I. Его настоящее имя было Фериаль.
48
Франциск I (1494–1547) – французский король с 1515 г. Будучи ревностным католиком, инициировал начало во Франции религиозных гражданских войн, продолжавшихся почти сто лет. Покровительствовал искусствам, всячески способствовал расцвету культуры Ренессанса во Франции.
Книга вторая
Двор Генриха Третьего
Вэту ночь в Лувре женственным и сладострастным государем устраивался большой праздник, на который был приглашен весь блестящий двор, не имевший себе равных в Европе как по красоте и числу дам, принятых ко двору, так и по храбрости и любезности молодых дворян, украшавших его своим присутствием. Генрих III так же страстно любил легкомысленные забавы – праздники, балеты, маскарады, – как его брат и предшественник Карл IX игру в мяч и охоту. Празднества его были роскошны и так непрерывно следовали одно за другим, что он почти все свое время посвящал устройству этих великолепных зрелищ. Празднества по случаю женитьбы его фаворитов поглощали громадные суммы, и его необузданные сумасбродства часто совершенно опустошали государственную казну. В то время как государство стонало под тяжестью постоянно возраставших налогов, на этих оргиях господствовала такая безграничная распущенность, что она приводила в соблазн и негодование самых почтенных граждан Франции, чем очень искусно пользовались враги короля.
За два года до нашего рассказа Генрих устраивал праздник своему брату, герцогу Алансонскому [49] , на котором присутствовали дамы, одетые в мужские платья зеленого цвета, до половины обнаженные, с распущенными волосами, как новобрачные. Расходы на этот праздник превышали сумму в 100 000 ливров. В декабре 1576 года, как мы видим из дневника его царствования, он отправился под маской в отель Гиза в сопровождении тридцати дам, принадлежавших его двору, одетых в роскошные платья из шелковых и серебряных тканей, унизанные жемчугом и драгоценными каменьями, и такие безобразия происходили на этом празднике, что дамы и девицы, державшие себя поскромнее, вынуждены были удалиться из-за вольного обращения масок, так как, – многозначительно замечает Пьер де л’Этуаль [50] , автор дневника, – если бы стены и обои могли говорить, они порассказали бы презабавные подробности. Позднее, в 1584 году, в немецкую масленицу, Генрих в маске вместе со своими фаворитами бегал по улицам, предаваясь таким невероятным сумасбродствам и такому нахальству, что на другой день был публично осужден всеми парижскими проповедниками.
49
Герцог Алансонский – первоначальный титул герцога Анжуйского.
50
Л’Этуаль Пьер (1546–1611) – знаменитый французский хроникер и мемуарист; оставил очень точное и подробное описание событий своего времени.
Луиза Лотарингская [51] , его супруга, принцесса с кротким, но слабым характером, совершенно лишенная честолюбия (поэтому-то ловкая Екатерина Медичи, постоянно опасавшаяся соперничества вблизи трона, и выбрала ее, как самую подходящую, в супруги своему сыну), но наделенная слепой покорностью, никогда не сопротивлялась желаниям своего царственного супруга, хотя редко участвовала в его празднествах. Ее тихая жизнь проходила в молельне, в саду, в монастырях разных братств и других духовных учреждениях и в ее уединенных покоях. Ее женские увлечения
51
Луиза де Водемон Лотарингская (1553–1601) – французская королева с 1575 г., жена Генриха III, троюродная сестра знаменитых герцогов Гизов.
52
Макиавелли Никколо (1469–1527) – итальянский политический мыслитель, дипломат, писатель; видел главную причину бедствий Италии в ее раздробленности, преодолеть которую способна лишь сильная государственная власть; ради упрочения государства считал допустимыми любые средства.
Двор Екатерины Медичи – на самом же деле двор ее сына – состоял из трехсот прелестнейших девушек, принадлежавших к самым благородным фамилиям Франции. Окруженная этой фалангой красавиц, Екатерина сознавала себя всемогущей. Она наказывала своих фрейлин только за те проступки, которых нельзя было скрыть, как это и случилось со злополучной девицей де Лимель. Глубоко изучив человеческое сердце, она знала, что самые непреклонные не могут устоять против женских ласк, и, окружив себя этим избранным дамским кружком, она с их помощью расстраивала все планы своих врагов и, пользуясь их влиянием, которого никто не остерегался и которое распространялось на весь двор, узнавала самые сокровенные тайны всех партий. Вследствие глубокой скрытности ее поступков характер Екатерины представлял загадку, которую напрасно старался бы разгадать историк, равно как напрасно стал бы он отыскивать тайные пружины ее действий. Ханжа, со слепым и вместе с тем скептическим суеверием, предававшаяся – если верить ее врагам – даже поклонению языческим божествам; гордая и неспособная на какое-либо унижение любящая жена-итальянка и, однако же, не выказывавшая никакой ревности из-за непостоянства мужа; нежная мать, между тем заслужившая обвинение в том, что для воплощения своих честолюбивых планов пожертвовала тремя из своих сыновей; строгая в соблюдении этикета и, несмотря на это, часто допускавшая небрежное к нему отношение; надменная и мстительная, но, однако, никогда не обнаруживавшая ни малейшим нетерпеливым жестом своих ощущений, скрывавшая свое негодование под личиной абсолютного спокойствия. Ее предполагаемый характер и ее поступки находились в постоянном противоречии.
Лучший ее портрет, кажется, содержится в следующей сатирической эпитафии, появившейся сразу после ее смерти:
Здесь лежит королева,
бывшая в одно время демоном и ангелом,
Достойная полнейшего осуждения и величайшей похвалы.
Она поддержала государство и вместе с тем погубила его;
Она устраивала тысячи примирений и не меньше ссор;
Она произвела трех королей и три междоусобные войны;
Строила замки и разрушала города;
Издала много хороших законов и дрянных постановлений.
Пожелай ей, прохожий, рая и одновременно ада.
Однако же Екатерина обладала редким даром: она постоянно и терпеливо совершенствовалась. Она уважала науку и почитала ученых; упражнялась в разных искусствах и была лучшей наездницей своего времени. Женщины обязаны ей устройством рожка у седла для придерживания ноги (прежде дамы при верховой езде держались на одной подножке), моду эту она ввела в употребление для того, чтобы лучше продемонстрировать дивную соразмерность своего телосложения. Если Екатерина была живой парадокс, то и сын ее – Генрих III – был одарен противоположными свойствами и подавал в юности блестящие надежды, которым не суждено было осуществиться в зрелые годы.