Заговор корсиканок
Шрифт:
– Да полежи ты хоть минуту спокойно!
– Никак не могу уснуть…
– Прими таблетку!
– Чтобы завтра утром ничего не соображать? Благодарю покорно! И, подумать только, все из-за этих полоумных старух!
– Ты обвиняешь их без всяких доказательств! Почему ты даже мысли не допускаешь, что они сказали тебе правду?
– Потому что все они лгуньи!
ГЛАВА III
То, что другим казалось тяжкой повинностью, лишь забавляло Барнабе. Он считал это новое задание своего рода тренировкой и заранее хихикал, думая о том, как испробует на старухах тактику, до сих пор приносившую ему столько побед над молодыми. Сумеют ли бабки устоять перед магией слов, власть которых над сердцами
На пороге дома, выходившего фасадом на улицу Ласкари, Барнабе остановился и полной грудью вдохнул ароматный теплый воздух, а потом подмигнул проходившей мимо хорошенькой девушке. Та пожала плечами. Парень улыбнулся. Все они сначала воображают, будто возьмут над вами верх, а потом так привязываются, что не отцепишь. Пелиссан закурил сигарету и неторопливым шагом двинулся в сторону площади Гарибальди и старого города.
Старая Базилия вела внуков из детского сада. Она держала за руки Марию и Розу и не сводила глаз с Жозефа, скакавшего от витрины к витрине. Бабушка Пьетрапьяна считала старую Ниццу чем-то вроде своих владений и важно кланялась в ответ на приветствия людей, хорошо знавших о ее тяжких утратах. Весь квартал восхищался мужественной женщиной и глубоко сочувствовал ее горю. Мелкие торговцы угощали детей лакомствами и растроганно вздыхали:
– Какое несчастье! И что с ними, с бедняжками, станет…
Внезапно Базилия побледнела и инстинктивно прижала к себе детей. В нескольких шагах от нее, болтая с размалеванной девицей, стоял один из тех, кто убил ее родных, превратив жизнь в пустыню. Барнабе Пелиссан… Базилия знала имена, повадки и слабости каждого из убийц. Сейчас Барнабе флиртовал. Недаром у него репутация отчаянного бабника. Заметив, что Пелиссан смотрит на нее и детей, Базилия огромным усилием воли постаралась скрыть обуревавшее ее волнение и горячо взмолилась Небу, чтобы Барнабе попал в ее сети так же, как до этого Бенджен. Старуха нисколько не сомневалась, что Всевышний полностью одобряет объявленную ею вендетту. Ни жалости, ни угрызений совести она не испытывала. Базилия жила теперь ради одной-единственной цели: убить тех, кто убил ее близких.
Старуха поспешила отвести детей домой и ненадолго поручить их заботам Мишель Гаро, работавшей в швейном ателье на улице Шато. Мишель очень дружила с Анной и теперь, помогая бабушке Пьстрапьяна, часами шила у окна, а заодно приглядывала за малышами. В свои двадцать пять лет мадемуазель Гаро отличалась и красотой, и здравым смыслом, а поскольку больше у нее, в сущности, ничего не было, вовсе не хотела ни с кем делить нищету. А на романтические мечтания у нее просто не оставалось времени.
Базилия всегда чувствовала себя главой семьи. Разумеется, она всегда старалась создать впечатление, будто, в полном соответствии с древней корсиканской традицией, обладает всеми угодными Богу достоинствами покорной супруги. Но близкие знали, что, хоть Базилия никогда не противоречит мужу и внешне как будто покоряется его воле, на самом деле просто выжидает удобного момента, чтобы навязать Доминику свою точку зрения, причем муж в конечном счете проникался мыслью, будто это он ее убедил. Да, что ни говори, женщина с характером, вполне достойная восхищения и очень опасный
Базилия наблюдала за Пелиссаном в окно. По всей видимости, бандит толком не знает, в какую дверь постучать. Меж тем он, несомненно, явился сюда не просто так. Очевидно, какой-то корсиканский святой, следивший за ходом операции с горних высей, направил стопы Барнабе к лавке колбасников Пастореччья. В семьдесят пять лет Коломба еще сохранила остатки былой красоты – не зря ведь полвека назад она слыла прекраснейшей девушкой Аяччо. Тогда Коломба предпочла всем другим ухажерам Паскаля и, несмотря на все тяготы жизни, никогда не жалела о своем выборе. Больше всего Коломбу занимали любовные истории и даже теперь, на восьмом десятке, она сопереживала любым рассказам о сердечных драмах. Увидев, что убийца вошел в лавку Пастореччья, старая Базилия торжествующе улыбнулась. Донжуан с городского дна не мог бы выбрать лучшую собеседницу, чем Коломба, до сих пор не утратившую девичьей восторженности. Базилия торопливо набросала записку и позвала Мишель.
– Детка, отнеси это письмо к Пастореччья и передай Коломбе. А потом подожди ответа. Надеюсь, тебя это не слишком затруднит?
– Конечно нет, мадам Базилия.
Увидев Коломбу, Пелиссан поразился нежности ее взгляда, придававшего морщинистому, поблекшему лицу неожиданный блеск молодости. И он сразу же перешел в наступление:
– Господи! Какие же у вас красивые глаза, мадам!
Коломба на мгновение опешила, но очень быстро вновь погрузилась в привычную атмосферу романтических грез и улыбнулась любезному молодому человеку.
– Когда-то, быть может, это и соответствовало истине. – жеманно просюсюкала она.
– Как бы я хотел познакомиться с вами в тс времена, когда вам было двадцать лет!
Мадам Пастореччья смущенно хихикнула.
– Не говорите так!
– Почему же?
– Потому что тогда вы тоже были бы стариком вроде меня!
– Я уверен, что женщина с таким взглядом не может состариться!
Барнабе говорил почти искренне.
– К несчастью, Небо с вами не согласно…
Появление Мишель прервало эту галантную болтовню. Барнабе окинул мадемуазель Гаро взглядом знатока и тут же решил, что эта красивая девушка, по-видимому застенчивая и скромная, могла бы только украсить его коллекцию доверчивых жертв. По выражению лица Мишель Коломба поняла, что та зашла в лавку не просто так.
– Тебе что-нибудь нужно, Мишель?
– Я принесла письмо.
– Письмо?
– Да. И должна дождаться ответа.
Мадемуазель Гаро протянула лавочнице письмо, та удивленно взяла его и извинилась перед Пелиссаном:
– Я должна сходить за очками…
Барнабе только и мечтал остаться наедине с девушкой, а потому поспешил успокоить мадам Пастореччья:
– Не тревожьтесь из-за меня, я никуда не спешу.
Коломба вышла из комнаты, думая, что теперь таких милых и любезных молодых людей почти не встретишь. А Пелиссан, едва старуха исчезла из виду, завязал разговор с Мишель.
– Знаете, мадемуазель, когда я сюда вошел, меня просто поразили глаза этой пожилой дамы…
Красавчик очень не понравился девушке, но из вежливости ей пришлось ответить:
– Коломба Пастореччья была известной красавицей.
– По-моему, вам тоже грех жаловаться на сей счет…
Мишель промолчала. Она терпеть не могла таких разговоров. А Барнабе продолжал настаивать:
– Я сказал вам, что думаю. Такую красотку не часто встретишь на улице!
– А я не имею обыкновения болтаться на улице!
– Еще бы! Вам бы проходу не дали!… Меня зовут Барнабе Пелиссан. А вас?
– Мишель.
– Мишель… а дальше?
– Какое это имеет значение?
– Верно… Мишель и Барнабе… Барнабе и Мишель… хорошо звучит, не правда ли?
– Нет.
Парень хмыкнул. Крошка не сдается сразу – тем лучше. А Коломба тем временем читала записку Базилии.
«Коломба, парень, что сейчас у тебя, – один из убийц. Веди себя похитрее. Он попытается узнать, была ли я в хижине в день бойни. Скажи, что нет и что я будто бы сидела дома с больными детьми. Непременно выясни, где он живет, и пусть подольше посидит с Мишель. Потом все объясню. Целую тебя.