Заговор, которого не было...
Шрифт:
Столько крови, сколько он увидел, пока расследовал дело № 21/3027-91, «важняк» Кировской облпрокуратуры
Михаил Коржев не видел за всю свою предыдущую жизнь и работу в органах прокуратуры.
Но и столько хороших людей не видел.
С операми утро работал в полнейшем единодушии, теснейшем сотрудничестве. На совещаниях прокурорских и милицейских дым коромыслом, крик, версий каждый готов предложить с десяток. Вроде много шуму из ничего? ш на самом деле есть польза от таких «мозговых атак».
Всегда где-то да приоткроется
Причем что интересно: каждый делал свое дело в рамках своей компетенции, и никаких там ведомственных амбиций не возникало.
Какой-то у бригады кураж появился, как стали выходить на свидетелей, на следки, на вещдоки, стали выезжать на места преступлений, и старых, и новых. Стало раскручиваться это многоэпизодное дело. Все работали день и ночь, азарт у сыскарей пошел.
Следователь действует
Тем временем диалог у Коржева с Дробовым стал, похоже, налаживаться. Конечно, о взаимной симпатии речи не было, но какое-то взаимопонимание установилось.
Бывает и так, что сильные физически люди в нештатных ситуациях по стенке расползаются, Дробов явно боялся, боялся и братьев, и «вышки», говорил наверняка меньше, чем знал. И то, что говорил, умишком своим заскорузлым все время проверял — не сказал ли лишнего?
У Коржева сложилось такое впечатление, что тот «сдает» ровно столько своих личных преступлений, сколько надо, чтоб до «вышки не дотянуть».
Было видно, что смерти он боялся до дрожи. И все время как бы предлагал следователю «торговлю» — а вот я еще кое-что знаю и могу сказать, если следствие мне гарантирует...
Как ни соблазнительно было пойти на торговлю с преступником, пообещать что-то, дать гарантию жизни, если сдаст братьев, Коржев этого соблазна избегал. Ничего не обещал, ничего не гарантировал, и будущее Дробова ставил целиком в зависимость от степени его сотрудничества со следствием. Но без прямого торга «я — вам, вы — мне».
Дробов уже давно сидел в СИЗО, братья-разбойники где-то на свободе шастали. И вполне возможно, совершали новые преступления. Так что особенно-то и откладывать признания Дробова было нежелательно.
Время шло. Коржев нервничал. Но нервничал и Дробов.
Он перебирал в голове варианты поведения: то ли и дальше по эпизодам совместных с братьями преступлений сидеть в «несознанке», в «отрицаловке», то ли, спасая свою жизнь, начинать активнее сотрудничать с дотошным следователем.
Видимо, что-то в манере вести допрос, в чувстве собственного достоинства, в компетентности молодого следователя прокуратуры подталкивало «удава» к принятию именно второго решения.
Коржев был беспристрастен, объективен, не демонстрировал ни ненависти, ни презрения, ровно вел дело, подводя Дробова к соучастию в преступлении.
Пока Дробов размышлял, что бы еще сказать следователю, а что пока попридержать, тот, проанализировав собранные
Через полтора месяца пришел ответ из Самары.
Там было совершено подобное убийство. Почерк тот же.
Ну, то есть почерки сходились, как при графологической экспертизе.
Вечером Коржев получил ориентировку, а уже утром следующего дня был в изоляторе у Дробова.
— Ничего не хотите добавить к сказанному ранее?
—А что добавлять? Я все сказал. Надеюсь, чистосердечное признание облегчит мою страшную вину.
— Может облегчить...
— Не понял?
— Вы сознательно скрываете от следствия некоторые эпизоды действия возглавляемой вами банды.
— Я не возглавлял...
— Ну, тогда возглавляемой Романом Ахтаевым банды...
— Я этого не говорил.
— Вы много мне еще не говорили. А вот рассчитываете на снисхождение будущего суда. Мне, видите ли, Дробов, очень трудно будет представить суду вас, человека, имевшего судимость, признавшегося в убийстве и покушении на убийство, как невинную жертву обстоятельств. Вы сами себя губите...
— Что же делать, гражданин следователь? Спрашивайте, я как на духу...
— Ну, если так, то... Расскажите, как у вас получилось в... Самаре...
До этого с Дробовым Коржев ни разу разговора об убийстве владельца автомашины в Самаре не заводил. Так что, получив самарскую ориентировку и «расслабив» Дробова пустяшным разговором с переливанием из пустого в порожнее, тщательно готовил его к этому вопросу.
— Так что у вас было в Самаре?
Самара тут слово ключевое. Если докажут, что в убийстве в Самаре он тоже принимал участие, то и от братьев труднее будет отвертеться... А они на свободе... И вдруг да информация, что он в СИЗО колется, до Романа дойдет? Всегда «маляву» можно с воли в СИЗО забросить. Пришьют его во сне, он и не услышит...
С другой стороны, еще одно убийство, еще на шаг ближе к высшей мере...
Вот и соображай тут...
«Думай, Серега, думай, выбирай наименьшее зло», — говорил себе Дробов.
— В Самаре?
— В Самаре. И не тяни время, Дробов, все равно придется на этот вопрос ответить...
— Ну, был я в Самаре...
—Один? С братьями Ахтаевыми? Когда? В ноябре 1989? Отвечайте!
— Я прошу, это... Ну, значит, время на размышление.
— Дам я вам время на размышление. Но сейчас вы мне ответите на эти вот простые вопросы. Заметьте, я не спрашиваю, что вы там делали. Я не утверждаю, что в ноябре 1989 года вы с братьями совершили в Самаре какое-то преступление. Пока не утверждаю, не спрашиваю, не говорю. Поразмышляв в камере, вы мне и сами завтра ответите утвердительно на все мои вопросы. А пока скажите... были?