Заговор маршалов. Британская разведка против СССР
Шрифт:
Начнем с генерала Скоблина — он же агент советской внешней разведки под псевдонимом «Фермер» (ранее «ЕЖ-13»). Но Николай Скоблин никогда не состоял в агентурных отношениях с нацистской разведкой и уж тем более никогда не был агентом-двойником. Это был честный и искренний патриот России, высокопрофессиональный разведчик — в Российском Общевоинском Союзе Скоблин сам возглавлял всю разведку и контрразведку, — который внес громадный вклад в обеспечение государственной безопасности СССР. Первой же о якобы имевшей место причастности нацистских спецслужб к похищению генерала Миллера из Парижа заговорила сама французская пресса прямо по «горячим следам». Причем мотивировка у французских газетчиков была на редкость примитивной — мол, генерал Миллер не проявлял должного рвения и почтения к Гитлеру, что, естественно, не могло не повлиять на его судьбу. Затем масла в огонь подлил большой «охотник до журнальной драки» Владимир Бурцев. В своих интеллектуальных пассажах на эту тему он ни на йоту не превзошел французских коллег по перу и тоже обвинил в похищении нацистов. Усмотрев в такой неожиданной на первой взгляд реакции французской и вообще зарубежной, в т. ч. и эмигрантской, прессы хорошую возможность начисто откреститься даже от тени намека на подозрения в свой адрес, некие «светлые головы» в лубянской разведке
Во-первых, дело в том, что как руководитель разведки и контрразведки РОВС Скоблин действительно контактировал (по долгу службы) с представителями различных европейских спецслужб, в чем и была одна из главнейших непреходящих его ценностей как агента. Естественно, что СИС об этом знала.
Во-вторых, от внимания британской разведки не ускользнуло, что когда ранней весной 1936 г. Тухачевский, возвращаясь с похорон британского короля Георга V, завернул по пути в Москву еще и в Берлин, где встречался с германскими единомышленниками — рейхсверовскими генералами, а также с представителями белоэмигрантских кругов, то там же оказался и генерал Скоблин. Добытую информацию об этих встречах и содержании бесед Тухачевского Скоблин передал через германское коммунистическое подполье — члена КПГ Блимеля — в советское посольство. Очевидно, информация была настолько «горячей», что Скоблин не стал дожидаться возвращения в Париж, где у него была постоянная связь с советской разведкой. И столь же очевидно, что факт его контакта с представителями коммунистического подполья не остался незамеченным со стороны гестапо. Между тем в ближайших друзьях самого начальника РСХА Рейнгарда Гейдриха ходил один из наиболее эффективно действовавших в Германии того времени британских разведчиков, «журналист» по прикрытию — Батлер. Естественно, что поскольку визит в Берлин такого лица, как Тухачевский, оказался в центре внимания британской разведки, то совершенно не исключено, что в том числе и по каналу Гейдрих — Батлер Лондону стало известно и о высказываниях Тухачевского, и о том, что там был Скоблин, и, естественно, что он имел контакт с представителями коммунистического подполья, которые вслед за этим что-то сообщили в советское посольство.
В-третьих, полностью значение всей информации о Скоблине британская разведка осознала чуть позже — в конце лета 1936 г. Дело в том, что 12 июля 1936 г. британская разведка зафиксировала факт конфиденциальной встречи в доме одного из членов палаты общин британского парламента советского военного атташе в Великобритании К. Путны и генерала Скоблина. Путна в то время по указанию Тухачевского продолжал налаживать контакты с наиболее влиятельными кругами белой эмиграции. А в августе 1936 г. Путна уже был арестован. Чуть позднее, уже в феврале 1937 г., окружным путем — через чехословацкую военную разведку в Риге — британская разведка получила сведения о том, что Путна признан виновным в сговоре с германскими офицерами. Элементарное сопоставление всех фактов привело британскую разведку к единственному и верному выводу о том, что Скоблин — агент советской разведки. Когда же его имя всплыло в связи с похищением генерала Миллера, когда вся европейская, в т. ч. и белоэмигрантская пресса буквально с ходу завыла о причастности гитлеровских спецслужб к этому делу, стало очевидным, что Скоблин бесследно сгинул из поля зрения (последним его видел советский резидент в Испании и в скором будущем беглый предатель А. Орлов-Фельдбин, у которого оказалось даже золотое кольцо Скоблина — с убитого, что ли, снял?). Не воспользоваться такой уникальной ситуацией в своих интересах было бы актом отпетой глупости, на что СИС никогда не претендовала. И потому в оборот была запущена легенда о Скоблине, как о двойном агенте НКВД и гестапо, ибо это позволяло ей скрыть свою причастность к провалу заговора военных.
Теперь о наиболее убойном «гвозде» обеих «версий» Кривицкого — якобы имевшей место причастности гестапо к сотворению подложного компромата на Тухачевского и его подельников.
Сразу надо подчеркнуть, что поскольку речь идет о «версиях» Кривицкого, являющихся как бы «основоположниками» всей этой лжи, то в рамках этой главы будут затронуты только те аспекты, которые относятся к подоплеке истории происхождения этого мифа. Все остальное будет исследовано в связи с «мемуарами» Шелленберга — очередным «творением» британской разведки на эту же тему.
Еще в первой главе подчеркивалось, что «почерк» разведки при проведении операции — это родовое проклятье, ибо рано или поздно он непременно подведет. Именно это и случилось с т. н. «причастностью гестапо» к «делу Тухачевского» — потому как в который раз англичане прибегли к веками возлюбленному ими методу «Амальгамы».
Правда, если в отношении того же Скоблина этот метод сработал фактически в автоматическом режиме, то вот с «причастностью гестапо» дело обстоит чуточку сложнее. Дело в том, что весной 1937 г. имел место один факт, предшествовавший и особенно последовавший фон свершения которого позволил британской разведке целенаправленно привязать к этой истории еще и гестапо. И вот что характерно — даже спустя много десятилетий британская разведка по-прежнему «держала марку» по этому вопросу, вынудив перо профессора Лондонской школы экономических и политических наук Дональда Камерона Уотта вывести следующее: «Как бы ни развивались события на деле, чехословацкий источник свидетельствует о повторении в начале апреля (1937 г. — A.M.) сообщений о германо-советских контактах (речь идет о «миссии» Канделаки». – A.M.), что побудило посла Польши в Германии Ю. Липского обратиться за разъяснениями к К. Нейрату, а итальянского посла в Советском Союзе Россо — к Шулленбургу. Об этом же также сообщали послы разных стран. Эти донесения совпадали с действиями Геринга, который 7 апреля встретился в Берлине с Мастны. Содержание их беседы неизвестно, но Мастны немедленно выехал в Прагу, где 17 апреля был принят Бенешем. Президент Чехословакии направил сразу же главу чехословацкой тайной полиции К. Новака в Берлин, где он встретился с ведущей фигурой СД Мюллером.
Бенеш,
Ничего не утверждая категорически и конкретно (попутно отметим, что многое перепутав), профессор как бы ненавязчиво выстраивает не имеющие друг к другу отношения события в один ряд и исподволь принуждает любого читающего к априорному восприятию всего этого «варева», как якобы имевшей место глубинной причинно-следственной связи между событиями. Ничего не подозревающий об элементарном подлоге читатель уже с третьего после только что процитированного абзаца начинает со следующих слов профессора: «Материал, который СД и Бенеш снабдили Сталина…» Ничего не утверждая и не объясняя, тем не менее утверждается, что-де «снабдили Сталина»…
Обратимся к британскому сборнику документов под названием «Germany and Chechoslovakia 1937–1938». На странице 40 читаем: «Прошлой весной, когда он (речь идет о весне 1937 г., он — это Бенеш. – A.M.) услышал об эмигрантском плане организации тайных убийств, он предложил чехословацкой полиции сотрудничать с немецкой полицией (гестапо)…» Это выдержка из донесения германского посланника в Праге Эйзенлора весной 1938 г.
А на странице 33 того же сборника с еще большим удивлением обнаруживаем, что никакой внезапности в тех контактах между чехословацкой и германской полициями не было. Тот же В. Мастны, по утверждению чиновников МИДа Германии, тогда же, в 1937 г., добросовестно настаивал перед руководством Чехословакии на удовлетворении просьбы германской полиции об установлении связи между ней и чехословацкими коллегами, вследствие чего два высших чиновника чехословацкой полиции все-таки приехали в Берлин. Причем, ссылаясь на самого Мастны, германские дипломаты подчеркивали, что чехословацкий посол добивался этого в течение нескольких месяцев. Элементарная проверка и весь этот «профессорский ряд» рухнул, как карточный домик. Ведь причина этих контактов была в следующем.
Во-первых, Бенеш был крайне озабочен в то время резко усилившейся активностью троцкистов в Чехословакии. И не потому, что на том настаивал Сталин, как это пытаются многие представить со ссылками на беглых предателей Рейсса и Кривицкого, а потому, что деятельность троцкистов резко осложняла и без того до крайности сложные отношения Праги с Берлином. Именно весной 1937 г. озабоченность Бенеша по противодействию троцкистам в Чехословакии сконцентрировалась на деле Антона Грилевича, который, спасаясь от нацистов, еще в 1933 г. бежал из Германии и обосновался в Праге. Грилевич руководил издательством, выпускавшим книги Троцкого, был официальным издателем «Бюллетеня оппозиции» и редактором журнала «Перманентная революция», органа немецких сторонников ГУ Интернационала (троцкистского. — A.M.). Пропагандистская деятельность возглавляемых Грилевичем троцкистов в Чехословакии вызывала резкое недовольство со стороны германских властей, т. к. своим острием она была направлена против Германии и нацистов. Вынужденный считаться с мощным и агрессивным западным соседом Бенеш, чтобы не дать повода нацистам вмешаться во внутренние дела Чехословакии, инициировал уголовное преследование Грилевича и в связи с этим приказал чехословацкой полиции вступить в контакт с германской полицией (именно полицией, которая — в 1937 г. — по факту структуры карательных органов Третьего рейха входила в состав гестапо) в целях получения необходимых материалов для выдворения Грилевича из страны. Это тем более объяснимо, если учесть, что штаб-квартира «Интерпола» тогда находилась в Берлине. В конце концов, продержав несколько месяцев под арестом, Грилевича выдворили в Австрию.
Во-вторых, по агентурным каналам своих спецслужб Бенешу стало известно, что Организация Украинских Националистов (ОУН) разработала план осуществления ряда политических убийств с тем, чтобы добиться создания т. н. Закарпатской Украинской Республики. Бенеш попал в трудное положение: с одной стороны, ОУН всегда пользовалась мощной поддержкой Чехословакии, где она и была создана, в т. ч. и поддержкой лично Бенеша. С другой — после того как еще 15 июня 1934 г. боевики ОУН по приказу абвера убили польского министра внутренних дел Бронислава Перацкого (который был категорически против гитлеровских притязаний на Данциг и данцигский «коридор»), а убийца — Мацейко — при помощи чехословацкой полиции укрылся в Чехословакии, Бенеш вынужден был отдать приказ о разгроме структур ОУН в стране (тогда были захвачены явки, множество документов, лица, причастные к ОУН). С тех пор отношения резко ухудшились — вышедшая из-под контроля Праги ОУН при поддержке своих новых хозяев в лице абвера наглела не под дням, а по часам. Однако управу на них можно было найти, только контактируя с германскими властями, на содержании которых и находилась тогда ОУН. Для Бенеша борьба с ОУН была тем более важна, что украинские националисты откровенно посягали на суверенитет и территориальную целостность Чехословацкой республики, президентом которой он являлся. Территории, на которые зарились оуновцы, входили тогда в состав Чехословакии. Германские же власти предлагали контакт между полициями двух стран в рамках того самого зондажного политического флирта осени 1936-го — начала 1937 г., о котором говорилось выше.
Все это имело смысл для Бенеша еще и потому, что над ним как дамоклов меч висела еще и проблема судетских немцев, также требовавших самоопределения и присоединения к нацистской Германии. Пронацистские организации судетских немцев не отличались спокойным нравом и, подстегиваемые из Берлина, все чаще шли на острые, в т. ч. и террористические мероприятия.
В каком-то смысле понять Бенеша можно и нужно — два мощных сепаратистских движения, управляемых из одного центра (Германии), да еще и резко антигерманская деятельность троцкистов для его маленького государства — это чересчур. Не говоря уже о периодически вспыхивавших т. н. шпионских скандалах между Прагой и Берлином, в т. ч. и при участии советской агентуры. Все это в определенной степени действительно требовало официальных контактов с германской полицией. Короче говоря, все это свидетельствует о том, что профессор Уотт, как и за пять с лишним десятилетий до него его же коллеги, попросту соврал. Но соврал, четко подстроившись под точно известный и достоверный факт — между чехословацкой и советской военными разведками действовало соглашение о сотрудничестве, в рамках которого происходил обмен разведывательной информацией, вот откуда корни этого самого «снабдили Сталина»…