Заговор обреченных
Шрифт:
Динь... Дин-н-нь...
Что-то происходило. Краем глаза я заметил, что двое кузнечиков медленно оседают. Остальные устроили целый концерт художественного свиста, но не убежали, а рассредоточились и залегли в грязи, спрятавшись за валунами, гнилыми бревнами и кучами мокрой травы.
Я невольно отпустил руки, и Боря свалился как мешок, успев пробормотать:
– Все, Сегежа, это конец...
Я попятился, но споткнулся обо что-то и потерял равновесие, сумев в последний момент извернуться и приземлиться на четвереньки.
От их выстрелов Зонтики иногда останавливались, начиная крутиться, подобно волчку, но потом, грациозно качнувшись, возобновляли наступление.
...Дин-н-нь...
Один из кузнечиков вскочил с жутким визгом и тут же свалился, мгновенно замерев. Во лбу у него появилась золотистая трубочка размером с карандаш.
Я начал осторожно выбираться из своего рюкзака, который сковывал движения и, наверно, издалека привлекал внимание. Бросив взгляд на спутника, я увидел, что он уже давно избавился от груза и теперь делает неловкие попытки закопаться в грязь.
И вдруг я понял, что в живых у нас остался только один кузнечик. Впрочем, через секунду и он рухнул с блестящий трубочкой в голове.
«Кранты, – с грустью подумал я. – Сейчас и в меня загонят такую трубочку, и буду я лежать в этой канаве – никому не ведомый герой». Я сместился в сторону и, не переставая следить за приближающимися Зонтиками, потянулся к самострелу, оброненному уже покойным кузнечиком.
– Не вздумай! – яростно зашипел Боря. – Стой, говогю, лежи спокойно!
Я замер, удивленный, откуда в полудохлом от страха пареньке вдруг столько эмоций.
– Замги! – процедил он, корча мне страшные рожи.
И тут моих волос коснулся какой-то сквознячок. Я сначала не придал этому значения, но дуновение оказалось очень уж навязчивым. И тогда я обернулся...
Я не заорал в тот момент благим матом лишь потому, что в легких не оказалось воздуха. Кожистый купол Зонтика трепетал прямо надо мной, создавая легкий ветерок. Щупальце изогнулось змеей и плавно пошло вдоль моего тела, как будто искало место, куда вонзиться...
Я закрыл глаза и перестал дышать. Время шло минута за минутой, и это были такие долгие минуты, что, казалось, я успел состариться, пока не понял, что больше не слышу шмелиного гудения.
Зато я услышал голос Бори.
– Вставай уже, – сказал он.
Я открыл глаза. Кроме нас с Борей, в округе никого не было, если не считать мертвых кузнечиков. Они валялись в грязи, и их лапы беспомощно торчали к небу.
– Улетели? – недоверчиво спросил я.
– Улетели. И гюкзаки наши забгали с собой.
– И пускай, – проговорил я, облизнув пересохшие губы. – Мне рюкзаков не жалко.
– А мне жалко! Ты подумал, как нам на остгов тепегь возвгащаться?
– А в чем дело-то?
– В том, что мы не
– Ах какой позор! – покачал я головой. – Будем каяться перед строем, перед лицом своих товарищей. Родина не простит нашего предательства...
– Година, может, и пгостит, – тихо и зловеще проговорил Боря. – А вот Контголегы – вгяд ли!
Мы уже не спеша возвращались к тому месту, где оставили ялик. Я, правда, высказал сомнение, что он нас ждет – вокруг было полно вороватых обезьян. Но Боря мои страхи развеял.
– Они еще не умеют, – сказал он. – Этих, похоже, только-только доставили.
Ялик действительно оказался на месте. Мы сели на скамеечки и блаженно вытянули облепленные речной грязью ноги.
– Вот что, дорогой мой Боря, – сказал я. – Возвращаться на остров у меня нет никакого желания. Но тебя могу подбросить.
– Чегта с два! – проговорил Боря. – Видеть больше не хочу этот остгов со всеми его пгелестями. Только что мы пгидумаем взамен?..
– Ты ведь уже придумал, Боря! – вскричал я. – Излом, другая земля, другие люди – ты ведь сам мне рассказывал!
– Тебя устгоит жизнь в пегвобытном обществе? – удивился он.
Я ответил не сразу. Я не знал, стоит ли сейчас посвящать Борю в мои истинные планы и желания. Впрочем, что я теряю?..
– Вообще-то не устроит, – сказал я. – Меня устроит только одна жизнь – которая у меня была и которую у меня отняли. Я ведь не погиб случайно, Боря. Меня убили. Убили Контролеры.
– Я знаю, – глухо проговорил он. – Я не хотел говогить.
– Почему?
– Чтобы згя тебя не огогчать. Согласись, лучше чувствовать себя спасенным, чем убитым. Они убили не только тебя. Они убили и меня, и еще многих людей. Они специально пговоцигуют катастгофы, чтобы забгать побольше сильных обученных бойцов.
Я этому не удивился. Я понял это еще тогда, после разговора с засыпающим Босей.
– Они убийцы, Боря, – сказал я. – Убийцы, а не спасители несчастных жертв. Мы оба это знаем, и ничто не связывает нам руки. Я твердо хочу домой. А ты?
– Я тоже, конечно, хочу, – неуверенно сказал он. – Только...
– Что «только»? Опять начнешь повторять мне сказки, что Линза это может, а это не может? Все она может!
– Да, может, ты пгав... – бормотал Боря, пряча глаза. – Но в моем случае это не совсем то...
– В каком таком случае? Что ты там бубнишь? Боря, кстати, ты так и не рассказал мне, как сюда попал...
– Я... – Он задумался на секунду, потом махнул рукой и покачал головой. – Не нужно. Не хочу гассказывать.
– Ладно, не буду душу тянуть. Но ты со мной согласен?
– С чем, я не очень пойму...
– С тем, что отсюда надо драпать – через Линзу, через что угодно.
– Думаешь, мы сможем? – Он, казалось, изо всех сил борется с самим собой.
– Мы постараемся!
Боря медленно, нерешительно кивнул.