Заговор патрициев, или Тени в бронзе
Шрифт:
— Ты отвратителен!
— Я всего лишь практичен.
Поглумившись над ней по поводу Криспа, я вывел Фаусту из равновесия. На нее снова навалилась неуверенность. Она склонила голову к кифаре, а ее светлые волосы в безупречном шиньоне напоминали новый твердый лак на прочной каменной статуе.
— Так значит, ты уходишь от меня… Мой брат сказал, что ты сейчас работаешь на Елену Юстину.
Мы уставились друг на друга, одновременно вспоминая, как Фауста в последний раз упомянула своего брата и Елену в одном предложении.
Я осторожно произнес:
— Мне
— Какую?
— Твой брат, — спокойно сказал я, — не путается с твоей подругой. — Я был в этом уверен. Магистрат позволил Елене уйти с банкета, только издалека помахав ручкой. А я знал, что если у Елены Юстины был любовник, то она целовала его на прощание.
— Тогда это должен быть ктото другой! — Эмилия Фауста не растеряла ни капли своей злобы. — Может быть, — предположила она, — это человек, от которого тебя попросили ее охранять?
Эта женщина вела себя смешно. Я не собирался тратить силы на споры с ней.
Все равно к тому моменту меня осенило, что новая клиентка поехала этим утром в Оплонтис слишком уж охотно. Я без особых трудностей вернулся туда. Я оказался прав. Елена Юстина была очень своенравна. В ту минуту, когда я удалился в сторону Геркуланума, она извинилась перед Сильвией, а сама отправилась обратно в виллу Марцелла.
Не было сомнений: она надеялась встретиться с Барнабом.
Я нашел Елену в вилле, когда она лежала на кушетке в тени и притворялась спящей. Я цветком пощекотал ее ногу. Она кротко открыла глаза.
— Или делай то, что я говорю, или я бросаю свою работу.
— Я всегда делаю то, что ты говоришь, Фалько.
— Делай — и не ври! — Я не захотел спрашивать, видела ли Елена вольноотпущенника, а сама она не сказала. В любом случае вокруг было слишком много слуг, чтобы как следует поговорить. Я лег и вытянулся рядом с изгородью. Я чувствовал себя ужасно уставшим. — Мне нужно поспать. Разбуди меня, если решишь уйти отсюда.
Когда я проснулся, Елена ушла в дом, ничего мне не сказав. Ктото нелепо прикрепил цветок к ремешку моего левого ботинка.
Я пошел в дом и отыскал ее.
— Девушка, ты невыносима! — Я бросил цветок Елене на колени. — Единственное, что я ценю в этой работе, — это возможность забыть о чтении лекций о диатонических гаммах.
— Ты читаешь лекции обо всем. Тебе было бы лучше в Геркулануме учить играть на арфе?
— Нет. Мне больше нравится здесь защищать тебя — от тебя самой, как обычно!
— О, прекрати доставать меня, Фалько! — весело проворчала Елена.
Я улыбнулся ей. Это было прекрасно: моя любимая работа.
Я сел в нескольких шагах от нее, где сделал совсем другое выражение лица, чтобы соответствовать обстановке, и всем своим видом был готов прогонять мародеров, если какойнибудь из них рыскал здесь среди бела дня.
У преподавателя игры на арфе было единственное преимущество: для того, чтобы продемонстрировать игру, можно сесть прямо близко к молодой девушке, которую обучаешь, и обнять ее обеими руками. Я буду
Возможно.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО НЕ СУЩЕСТВУЕТ
ЗАЛИВ НЕАПОЛЯ
Июль
О, Галатея, приди! Какая в волнах тебе радость?
Здесь же пестреет весна, и земля у реки рассыпает
Множество разных цветов; белый склоняется тополь
Перед пещерой, и лозы сплетаются гибким навесом.
О приходи, и оставь ударяться о берег прибою…
LVIII
За исключением одного недостатка, виллу Марцелла можно посоветовать как местечко для отдыха. Она была хорошо обставлена, из ее окон открывались лучшие в империи виды, а при наличии нужных проживание было бесплатным. Все, что требовалось от гостя, это забыть, что он делил это изысканное поместье с убийцей. Хотя в этом отношении вилла была не хуже, чем любая ночлежка за два асса на этом заполоненном блохами побережье, где посетители обязательно зарежут тебя, пока ты спишь.
Я не собирался позволять Барнабу оставаться на свободе. В первый день я сходил в конюшню, пока Елена с консулом в безопасности обедали, окруженные своей армией рабов. Но Брион не стал секретничать.
— Он кудато уехал.
Заглянув в богатый сеновал, я в этом убедился: убежище вольноотпущенника казалось нетронутым, вплоть до оливковых косточек, которые высохли на вчерашней тарелке. Но вот зеленый плащ с гвоздя исчез.
— Куда он направлялся?
— Понятия не имею. Но он вернется. Что ему еще остается делать?
— Чтонибудь опасное! — воскликнул я, громче, чем сам того хотел.
Вторую ночь я провел на балконе перед комнатой Елены. Я не предупредил ее, но служанка принесла мне подушку; Елена все знала.
Мы вместе позавтракали на балконе, как родственники, приехавшие за город; очень странное чувство. Потом я снова проверил конюшню.
На этот раз я встретился с Брионом во дворе. У него был обеспокоенный вид.
— Он не приходил, Фалько; такого обычно не бывало.
Я выругался.
— Тогда он удрал!
Дрессировщик покачал головой.
— Это на него не похоже. Послушайте, я не дурак. Сначала он приехал сюда, но никто не должен был об этом знать. Потом приезжаете вы; я думаю, теперь он отчаялся…
— О, да! Мне нужна правда, Брион…
— Тогда дождитесь ее. Он вернется.
— Он заплатил тебе, чтобы ты это сказал? Ты его защищаешь?
— Зачем мне это? Я родился здесь; я считал себя членом семьи. Это моя ошибка! Неожиданно меня продали. Потом они выкупили меня обратно, но только чтобы ухаживать за лошадьми. Для меня это было двойным потрясением, и они никогда не говорили со мной об этом. О, у нас с ним всегда были хорошие отношения, — заявил Брион. — Но больше никогда не будет попрежнему. Так что поверьте мне. Он покажется.