Заговор патриотов
Шрифт:
Что было потом? Потом его куда-то везли на армейском "лендровере" и привезли. Не домой, в его студию, а в какую-то усадьбу на побережье. Там была рига, покрытая зеленой черепицей. И бревенчатые коттеджи. В один из них его проводил молодой офицер "Эста" и почему-то отдал честь. Потом пришел Юрген Янсен и начал орать тихим голосом. Что Томас такой и сякой. Что его вытащили из грязи, а он. Что Томас даже не представляет себе, что его ждет, если он.
В другое время Томас испугался бы. Но в нем еще сидел кураж победительной гонки. И граммов триста "смирновочки". Он словно бы еще чувствовал себя под защитой
Янсен удивился. Потом задумался. А потом сказал, что будет уважать в Томасе свободную личность, если Томас будет соответствовать.
Томас нахмурился.
Сотрудничать - в чем? Соответствовать - чему?
Какое-то важное звено выпадало из цепочки воспоминаний.
На другой день его привезли сюда. И сняли для него эти апартаменты. Бабок не дали, но сказали, что в гостинице и в ресторане у него открытый счет. Он должен вести себя достойно. Потому что он...
Ну, правильно. Потому что он - внук национального героя Эстонии штандартенфюрера СС Альфонса Ребане, про которого хотели снимать фильм "Битва на Векше". Почему и была устроена презентация.
Все сошлось.
Боже милостивый, ну почему все нужно валить в одну кучу? Почему нельзя сделать так, чтобы он жил в этом люксе, а внуком национального героя был кто-то другой?
Нельзя, да? Ну, понимаю, понимаю. Нельзя так нельзя. Воля Твоя. Как скажешь.
Ладно, с этим разобрались. Какие-то неясности еще оставались, но они потом прояснятся. По ходу жизни. А теперь нужно было разобраться с блондинкой.
Вчера, это уже твердо вспомнилось, он решил отпраздновать новоселье. И собрал всех своих приятелей, до кого дозвонился. Не то чтобы он очень по ним соскучился, это был просто способ проверить Юргена Янсена. Я свободный человек или я не свободный человек? Если свободный, то делаю что хочу. А хочу я весело попрощаться со старой жизнью. Вам она может нравиться или не нравиться, но это моя жизнь. Я не просил вас в нее вмешиваться. Вы вмешались. Вам от меня что-то надо. Ладно, пол?учите. Но и я хочу получить свое. А нет - снова свалю. И будете объяснять общественности, куда делся внук национального героя. Вот так.
Томас ожидал, что Янсен взбеленится, но тот неожиданно легко согласился. И эта легкость встревожила Томаса и омрачила его победу.
Собралось человек пятнадцать. Почему все так быстро нажираются на халяву? Среди гостей были центровые девочки. Эта блондинка могла быть одной из них. Правда, таких блондинок Томас не помнил. Может, новенькая?
Он посмотрел на кровать. Блондинка уже не спала. Она лежала на боку, подперев щеку ладонью, и с интересом наблюдала за Томасом. Ей было, пожалуй, лет двадцать семь. Не клюшка зеленая. Волосы богатые, лицо с правильными чертами, без косметики никакое - как эскиз на холсте. Зеленые насмешливые глаза. Кошачьи. Томас был уверен, что никогда раньше ее не видел, но лицо показалось почему-то знакомым.
– Привет. Ты был неподражаем, - промурлыкала она на хорошем эстонском. Если твой дедушка воевал так же, как ты вчера в постели, то ничего удивительного, что немцы проиграли войну.
– Как?
–
– Повтори. Только медленно.
Она усмехнулась. Как-то очень обидно. Томас обиделся.
– Знаешь, что в таких случаях говорил мой дедушка?
– спросил он.
– Он говорил: "Милая фройляйн, я не такой мужчина, которому в кайф трахать пьяную женщину".
– Пьяная женщина - это про кого?
– поинтересовалась она.
– Про тебя. Посмотри на свои ноги.
Она откинула одеяло и посмотрела на свои ноги. Ноги у нее были в полном порядке. Остальное тоже. Все что надо, и ничего лишнего. И блондинка была натуральная. В этом уже не было никаких сомнений. Она подтянула чулок и вопросительно взглянула на Томаса:
– И что?
– Трезвые женщины снимают оба чулка. Или ни одного.
– Но ты сам просил меня снять один чулок, а второй не снимать.
– Я?
– удивился Томас.
– А зачем?
– Ты сказал, что это тебя заводит.
– Я так сказал?
– Ну, хватит. Да, ты так сказал. Я так и не дождалась, когда ты заведешься.
– Я сейчас заведусь, - подумав, сообщил Томас.
– Перебьешься, - отрезала она и натянула одеяло до подбородка.
– Все нужно делать вовремя. А теперь отдай мой халат и убирайся в свою спальню.
– А это чья спальня?
– Моя.
– А где моя?
– Рядом.
И снова что-то не складывалось. Не сходились концы с концами. А не занесло ли его по пьянке в чужой номер? У Томаса уже мелькала эта мысль. Да, мелькала. Когда он увидел на трюмо "Шанель номер пять". И чемодан, который прилетел из Женевы. Нужно было это проверить.
– А этот номер, вообще, он чей?
– осторожно поинтересовался он.
– Твой.
– Но если он мой, почему эта спальня твоя?
– О Господи!
– вздохнула она.
– Томас Ребане, вчера ты мне показался умней.
– Давай лучше поговорим о тебе, - предложил Томас.
– О себе я и так знаю довольно много. Может, не все, но почти все. Ты кто?
– Твой пресс-секретарь.
– Здрасьте, - сказал Томас.
– Зачем мне пресс-секретарь?
– Здрасьте, - ответила она.
– Зачем человеку нужен пресс-секретарь?
– Не знаю. Зачем?
– Связь с прессой. Паблик рилейшнз. Политические заявления от твоего имени. Хочешь сделать какое-нибудь политическое заявление?
– В другой раз, - пообещал Томас.
– Как тебя звать?
– Рита.
– А дальше?
– Рита Лоо.
– Рита Лоо, - повторил Томас.
– Постараюсь запомнить. Это ты прилетела из Женевы?
– Я.
– Я так и подумал. Потому что сам я в Женеве никогда не был. И поэтому прилететь оттуда не мог. Что ты делала в Женеве?
– Училась.
– Долго?
– Долго.
– А я учился в Тарту. Правда, недолго, - припомнил Томас, и ему почему-то вдруг стало так грустно, что пришлось выпить.
– Твое лицо кажется мне знакомым. Но оно было не таким живым. Не в смысле неживым, а в смысле холодным. Таким, знаешь ли, мраморным. Хочешь мартини?
– с надеждой спросил он. С надеждой, что не хочет. Потому что день только начинался, а в бутылке оставалось уже немного.
– Нет, - сказала она.
– В семье достаточно одного пьющего.