Заговор по-венециански

Трейс Джон

Венси, до того сидевший подле сына, привалившись к стене и подогнув колени к груди, встает. Хрустят старые суставы.

— Я благодарен тебе и завтра принесу плату за труд.

Латурза отмахивается.

— В том нет нужды. Я единственно желаю, чтобы юный Тевкр поправился. Как и я, он избран богами служить людям.

Суровое лицо Венси становится вдруг растерянным.

— Скажи, слуга Туран, [13] великой богини здоровья и любви, станут ли глаза моего сына служить ему и впредь?

13

В

этрусской мифологии — владычица всего живого, соответствует греческой Афродите.

— Мой старый друг, это уже в руках Туран и прочих богов. Я лишь сделал все, что мог, нам остается молиться и приносить жертвы.

Capitolo X

Дом магистрата, Атманта

Завершив многочасовой пир, Песна с ближайшими друзьями удаляется в баню, где их тела омывают и умащают маслами наложницы да слуги.

Большей частью приближенные Песны — дураки, которых магистрат терпит лишь потому, что дураки они красивые. Кое-кто из них, правда, дурак до мозга костей. Ларс например. Начальник стражи, нехватку ума он восполняет жестокостью и всегда старается ее проявить, если надо покарать кого-то по приказу хозяина.

Умные же вроде Кави — большая редкость в окружении Песны. Они тихи, задумчивы и зря болтать не любят. Сегодня Кави пил меньше других. Его в дальнем углу, отдельно от общей компании, омывают два мальчика — самые красивые из всех, кого Песна когда-либо брал к себе в дом.

— Если я не стану больше закатывать пиры, как прежде, — изрекает магистрат, — то есть опасность, что на посмертие мне останется чересчур много богатств.

Холуи льстиво смеются.

— Возможно, есть посмертие после посмертия? — предполагает Герка, женщина из селения, постоянная гостья в постели магистрата. Говоря, она теребит заплетенные в косу волосы. — И если я права, то тебе придется кстати совет умерить расточительность, дабы бесконечно наслаждаться жизнью, к которой привык.

Сбросив мантию, Песна ступает в дымящуюся воду рядом с Кави.

— С каких это пор женщина дает мне советы? Тебе же я велю: употребляй свой рот, исключительно чтобы ублажать мой фаллос, а не на то, чтобы выставлять напоказ собственную глупость.

Песна знаком подзывает служанку и приказывает:

— Принеси вина. Холодного. Из бродильни, что под внутренним двором. И горе тебе, если оно теплое. — Ларс выплеснет его на тебя.

Обнаженная служанка бросается исполнять поручение. Когда она пробегает мимо Ларса, начальник стражи шлепает ее ручищей по ягодицам.

Отослав прочь купальщика, Кави поворачивается спиной к остальным гулякам.

— С юга доходят тревожные вести, — говорит он.

Песна легонько проводит ладонью по воде.

— Из Рима?

— Нет. Скорее о самом Риме.

— Не понимаю.

— Многие наши князьки полнятся страхом перед Римом. Людей, обладающих властью и озадаченных целью, влечет в Тиберию.

Утверждать что-либо еще рано, однако наши заносчивые землевладельцы требуют больше власти. А это угрожает твоим собственным замыслам расширить влияние.

Песна задумывается над новостями.

— Рим не намного больше нас и все же неким образом притягивает к себе алчных людей. Его жители вскормлены не молоком, а кровью. Когда-нибудь власть римлян вырастет непомерно, и нам надо постоянно оглядываться на них.

— Ты, как всегда, мудр, магистрат. Возможно, следует употребить сей страх перед Римом, дабы достигнуть наших целей — заселить земли и расширить влияние на севере.

Песна игривым тоном упрекает друга:

— Моих целей, Кави, моих. Не забывай своего места в моей грандиозной схеме.

Кави обижен.

— О, да будет тебе. Я же просто ворчу. — Песна ободряюще смотрит на Кави. — Ты прав. Страх хорош, когда надо кого-то подчинить.

— Есть новости от Кэла?

Магистрат улыбается.

— Он скоро прибудет сюда. Наш друг-мореплаватель имеет при себе столько серебра, что может купить весь мир, не говоря уже о маленьких его кусочках, потребных мне. — Песна обнимает Кави за плечи. — Напишешь убедительные письма влиятельным людям в соседних городах от моего имени?

— К закату оставлю черновики.

— Молодец. Но… Моя глотка изнывает от жажды, а член просит положить его в нежный рот прелестной наложницы. Скажешь еще что-нибудь, прежде чем я отправлюсь ублажать этот важнейший орган тела?

— Еще вопрос — и у меня все.

— Ну что? — устало спрашивает Песна.

— Один из старейшин передает, что твой нетсвис ослеп.

Магистрат в недоумении мотает головой.

— Ослеп? Провидец, который не может видеть? Вот это шутка богов. Что с ним случилось?

— Говорят, упал в священный костер, пока творил обряд прорицания по твоему указу.

Служанка приносит напиток, однако Песна резко велит ей:

— Оставь вино и уходи. — Ждет, пока девушка уйдет и говорит: — Дурной знак. Я велел нетсвису просить богов, чтобы те заткнули болтливые рты. И никак уж не давать еще больше пищи для сплетен. Да проклянут боги его тупость! Что теперь делать с этим авгуром?

— Поддержи его или казни. Меж этих двух деревьев пахоты нет.

Наливая себе вино, Песна обдумывает слова друга.

— Хорошо. Завтра — на свежую голову и опорожнив чресла — я решу, как быть. А теперь, друг мой, умоляю, молчи. Хватит вестей. — Магистрат кивает девушке, дожидающейся у двери. — Моя похоть взывает к удовлетворению.

Capitolo XI

Хижина Латурзы, Атланта

Тевкр бредит. Он кричит, называя поименно демонов, о которых ни Тетия, ни Латурза прежде не слышали. Боль пылает в теле жреца, она горяча, словно пламя. Остра, как иглы, пронзающие глаз. С помощью Тетии Латурза прижимает Тевкра к ложу и поит новой порцией настоя. Держит юношу, пока тот не унимается и не соскальзывает в тихую заводь бессознательности.