Заговор против «Эврики». Брошенный портфель
Шрифт:
— Проси, — приказал полковник ажану и торопливо поднялся из-за стола.
— Здравствуйте, господин полковник, — приветствовал его Смирнов на персидском языке.
Олег Смирнов, смуглый худощавый брюнет с карими глазами походил скорее на обитателя знойных пустынь, чем на русского. Если бы не форма советского офицера, его нельзя было бы отличить от перса.
Каждый раз, пожимая руку Смирнова и чувствуя, что на ней не хватает пальцев, полковник испытывал уважение к этому молодому офицеру, уже побывавшему на фронте.
— Милости прошу, присаживайтесь, — несколько раз повторил он подчеркнуто
Смирнов сел на диван. Полковник Самии опустился в кресло рядом.
Вначале полковник по традиции подробно расспросил Смирнова о здоровье, о семье. Без такого вступления в Иране не начинается ни один деловой разговор. Выполнив долг приличия, Самии стал сетовать на сложность обстановки в стране: ведь на некоторых постах еще сохранились скрытые профашисты.
Снова появился ажан. Он принес маленькие стаканы с крепким чаем и вазочку с мелко наколотым сахаром. Поставив все это перед гостем, полицейский, осторожно ступая, точно боялся разбудить спящих, удалился. Смирнов воспользовался паузой в разговоре и сказал, что ему нужна книга учета эмигрантов.
Полковник поднял телефонную трубку, набрал номер и процедил сквозь зубы:
— Зайдите с книгой учета эмигрантов.
Не прошло минуты, как в кабинет вошел сутулый майор с красными слезящимися глазами, в руках у него была толстая конторская книга. Он поклонился и застыл на месте.
— Передайте господину капитану, — приказал Самии.
Майор с поклоном протянул книгу, держа ее на обеих ладонях, словно преподносил хлеб с солью. Он много лет руководил слежкой за советскими представителями в Иране. Правда, в глубине души майор никогда не испытывал к ним вражды и лично не встречался с ними. Следил, раз требовала служба.
Передав книгу Смирнову, майор ушел. Самии сел за свой стол и углубился в чтение бумаг.
Смирнов внимательно просматривал книгу. Когда он закончил и отдал ее полковнику, тот, улыбаясь, сказал:
— Наверное, ничего не нашли? Чувствую по тому, что не делали записей.
— Да, того, что меня интересует, в книге нет.
— Может, требуется наша помощь?
— Нет, спасибо, не хочется вас беспокоить, — сказал Смирнов и, попрощавшись, вышел.
Но только внешне Смирнов был спокоен. Тревога охватила его. Совершенно непредвиденнное обстоятельство — в списках польских эмигрантов значилось два Глушека. Который из них немецкий агент? Как разобраться в этом за несколько дней до приезда генерала Панкова и полковника Авдеева?
Один Глушек, Анджей, инженер-строитель, одинокий, шестидесятилетний старик живет по хиабане Казвин в собственном доме. Другой Глушек, Владек, сорока лет, женатый, живет в противоположной части города, не работает.
Пришлось установить наблюдение за обоими. Выяснилось, что Анджей Глушек вел себя спокойно, почти нигде не бывал, целые дни проводил в строительной фирме. Туда к нему заходили знакомые, чаще других содержатель ночного притона Гусейн-хан.
Анджей произвел на Смирнова впечатление безобидного старого болтуна: был необычайно общителен на службе, не отпускал ни одного человека, заговорившего с ним, чтобы не рассказать какую-нибудь историю, якобы случившуюся с ним. Внешне
Владек Глушек, наоборот, вел себя подозрительно. Каждое утро — объезжал на машине кафе, посещаемые американскими военнослужащими, и, найдя американского сержанта, долговязого великана, весь день не спускал с него глаз.
Долго ломал голову Смирнов над тем, почему Владек так упорно преследует сержанта. Конечно, какие-то политические мотивы, другого объяснения Смирнов не находил. Наверно, сержант привлек внимание немецкой разведки.
Смирнов решил понаблюдать за Владеком сам. Он долго ездил за ним следом. Однажды Владек увидел сержанта в кафе и стал ждать, когда он выйдет. Через час американец появился, ведя под руку высокую полную даму. Владек выскочил из машины, двинулся к ним и начал было что-то возбужденно говорить даме, но тут же отпрянул, получив от нее увесистую пощечину. Сержант юркнул в кафе. Дама схватила Владека за руку и потащила к машине. Втолкнула его туда, сама уселась за руль и погнала машину к дому Владека.
Смирнов усмехнулся. Он узнал жену Владека.
Когда Смирнов возвратился к себе, сотрудники, наблюдавшие за Анджеем Глушеком, доложили, что поляк рано утром, до работы, выезжал за город и, отъехав от Тегерана в сторону дачной местности Демавенд, свернул в лес и там провел сеанс связи по рации, которая укрыта у него в машине. Немецкий агент был установлен. Смирнов вздохнул свободнее.
Пассажирский самолет приближался к Баку. Здесь он должен был сделать остановку, а затем лететь дальше, в Тегеран.
Среди пассажиров были генерал Панков и полковник Авдеев. Они сидели молча. Вдруг Авдеев резко поднял голову и хотел что-то сказать о деле, которое занимало их обоих, но вспомнил, где находится, задал Панкову первый пришедший в голову вопрос:
— Интересно, какая скорость у нашего самолета?
— Наверно, километров двести, — ответил Панков.
— Ах, как нужно было бы поговорить, — прошептал Авдеев, оглядывая пассажиров.
— Скоро будем в Баку, — заметил Панков, и оба снова замолчали.
Авдеев иногда потирал рукой грудь: в последнее время что-то стало сдавать сердце.
Под крылом самолета показался Баку. Город амфитеатром спускался к морю и заканчивался на берегу зеленой полосой бульвара. В центре, как небольшой островок, затерявшийся в океане высоких строений, виднелся старый Баку, опоясанный крепостными стенами, с древними постройками и минаретами.
На аэродроме Панкова и Авдеева встретил сотрудник местного аппарата государственной безопасности и, проводив их в служебное помещение, вручил сообщение из Москвы, посланное им вдогонку. Это было донесение из-под Ровно начальника партизанского отряда Д. Н. Медведева о подготовке террористического акта против “Большой Тройки”, о попытке немцев привлечь советского разведчика Николая Кузнецова, действовавшего в тылу немцев под видом обер-лейтенанта Пауля Зиберта, к участию в этом покушении и о том, что вербовавший Кузнецова штурмбаннфюрер СС фон Ортель внезапно исчез.