Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну
Шрифт:
Первым шагом князя, губернаторствовавшего в Вильне, был вызов туда Лопухина еще до переезда в Петербург и официального вступления в должность. Воспользовавшись подготовкой торжеств по открытию памятника Екатерине II, Мирский еще на две недели оттянул свой приезд в Петербург. Лопухин немедленно рекомендовал князю представить царю свою официальную политическую доктрину, при условии одобрения которой и принимать должность.
Лопухин был прав: только в такой момент можно было вырвать согласие на проведение реформ. Но Мирский не рискнул последовать столь решительному совету и предпочел понадеяться на то, что и так впоследствии сумеет
Это оказалось решающим просчетом Святополк-Мирского, вступившего в должность 14 сентября: когда он вылез со своими реформаторскими проектами (в ноябре-декабре 1904 года), момент был упущен, а его инициатива подавлена. Зато еще в Вильне Мирский позволил себе заявить журналистам, что является сторонником прогресса и доверия к обществу. Он сразу вызвал настороженность в придворных кругах и возбудил неоправданные надежды оппозиции.
Время его правления (с середины сентября 1904-го до начала января 1905 года) тогда же получило громкие названия – «политика доверия» и «весна», хотя весь либерализм властей свелся лишь к некоторому практическому смягчению газетной цензуры и даже не к разрешению, а к не запрещению Земского съезда в Петербурге в ноябре 1904 года – МВД сделало вид, что не знает о его заседаниях. Съезд, в свою очередь, дал толчок знаменитой «банкетной кампании», в которой общество солидаризировалось с конституционными резолюциями съезда.
В конечном же итоге, Святополк-Мирский вошел в историю как достаточно безликая и промежуточная политическая фигура.
Определенные пертурбации происходили и в революционном лагере.
В Женеве Азеф сразу стал объектом поклонения. «Бабушка» Брешко-Брешковская, усиленно соблазнявшая молодежь к террору и передававшая ее в руки Азефа, очень скептически относилась к нему лично, а тут публично покаялась и кланялась Азефу в ноги.
Деньги в кассу социалистов-революционеров потекли рекой. Восторгам и банкетам не было конца: пила и пела эмиграция, и вся интеллигентная Россия захлебывалась в речах, тостах, водке и вине.
Боевая Организация была признана серьезнейшей силой, которую можно и нужно использовать в интересах всего освободительного движения. Азеф и его коллеги и сами не возражали против того, чтобы их официально признали главной вооруженной силой всей российской революции. Потребность в этом действительно наблюдалась: со дня смерти Плеве прошел месяц и шел второй, а правительство пока и не демонстрировало намерений к смене курса.
Вот тут-то и получил развитие сюжет с японским финансированием российской революции.
Последняя инициатива связана с именем японского полковника Акаши – бывшего военного атташе в Петербурге. За год, предшествовавший войне, Акаши не сумел обзавестись в России связями, полезными для политики и разведки. Перелом в его деятельности наступил в феврале 1904 года, когда уже в Стокгольме он познакомился с Конни Циллиакусом – финским патриотом и известным путешественником. Тот владел и японским, и русским языками и ввел японского разведчика в курс проблем российского освободительного движения. Он и взял на себя почин консолидировать это движение, используя японские деньги.
Одновременно подобную же инициативу проявили и польские революционеры; летом 1904 года Японию посетил, как мы упоминали,
В августе 1904 года, во время Амстердамского конгресса Интернационала, Циллиакус обратился с предложением о сотрудничестве к делегации ПСР, возглавляемой Азефом, – так было положено начало согласованной деятельности основных революционных и оппозиционных партий всей Российской империи, продолжавшейся вплоть до завершения русско-японской войны. Позже межпартийная борьба и межпартийное сотрудничество имели свое развитие, но уже без участия японских денег.
В Японии Акаши считался выдающимся и удачливым дипломатом, военным и разведчиком; его карьера завершилась высоким постом тайваньского губернатора. Однако деятельность Акаши против России в 1904-1905 годах едва ли может быть причислена к его успехам; теперь ясно, что вся она протекала под полным контролем Департамента полиции.
Уже в марте 1904 года замыслы Акаши были выяснены И.Ф.Манасевичем-Мануйловым – резидентом Департамента полиции в Париже. В апреле Мануйлов получил от Лопухина санкцию и средства для подкупа служащих основных дипломатических резиденций японцев в Европе и персонала отелей, используемых японскими разведчиками. Практически вся документация японских дипломатов и разведчиков, включая шифры, попадала в руки подчиненных Лопухина.
Летом 1904 года в Петербурге с той же целью был создан совершенно засекреченный нелегальный отдел во главе с будущей знаменитостью охранки, а затем консультантом контрразведки ВЧК М.С.Комиссаровым. В отделе работали выдающиеся ученые – специалисты по расшифровке и перехвату связи (в том числе и А.С.Попов – российский изобретатель радио). Отдел работал не только по материалам, доставляемым из-за границы, но и непосредственно против иностранных посольств в России, служащих которых также усиленно перекупали. Особое внимание уделялось английскому посольству (Англия была почти открытым союзником Японии) и американскому (позже США посредничали в заключении мира между Россией и Японией; опережающее получение переговорных условий давало России существенное преимущество).
Азеф, информируя Департамент полиции уже со стороны непосредственных получателей японских денег, завершал тем самым упаковку, в которую был заключен Акаши.
В конце сентября – начале октября 1904 года в Париже состоялась знаменитая конференция революционных и оппозиционных партий.
Социал-демократы всех направлений от участия в ней уклонились: в сложившейся ситуации им нечего было возложить на алтарь общей борьбы, а быть бедными родственниками они не хотели.
Главными на конференции были Партия социалистов-революционеров и «Союз Освобождения». Первые возглавлялись Е.Ф.Азефом и В.М.Черновым, вторые – П.Н.Милюковым и П.Б.Струве; это были главные вожди социалистов-революционеров и конституционалистов-демократов. Присутствовали и представители оппозиционных и революционных организаций Польши, Латвии, Грузии, Армении и Финляндии. Эти тоже бедными родственниками не были: одни могли на своей территории стрелять и бросать бомбы не хуже эсеров, другие имели денег не меньше, чем кадеты. Финны, организовавшие конференцию, субсидировались японцами, и готовы были щедро делиться с партнерами.