Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну
Шрифт:
В июле 1905 новое армейское руководство приняло новый курс на усиление агрессивной политики. Нетрудно разглядеть, что этот курс, заведомо антианглийский в данный момент, весьма неплохо согласовывался с обострением франко-германских отношений, нарастание которого обеспечивалось заключенным именно в это время Бьеркским соглашением.
Редигер рассказывает: «Палицын внес в Совет предложение о преобразовании войск в Туркестане. Вопрос этот был поставлен на первую очередь потому, что отношение Англии к нам было явно враждебным, и столкновение с нею представлялось вполне вероятным; объектом же наших действий могли быть только Афганистан и Индия, так как все прочие владения Англии для нас недоступны; для действий в Афганистане и
Этот проект я считал совершенно неприемлемым /…/. /…/ само выполнение этой задачи, вероятно, возможное сегодня, могло стать невозможным ко времени окончания наших преобразований, так как для этого надо было лишь усилить крепость и гарнизон Герата, а англичане не замедлили бы это сделать, узнав о приведении туркестанских войск на военное положение. /…/
Все мои доводы были напрасны. Вопрос уже был предрешен великим князем и Палицыным. /…/
Мнение большинства удостоилось высочайшего утверждения, но я не сделал ничего для его исполнения. Когда же Палицын через некоторое время запросил меня, когда же реформа в Туркестане будет осуществлена, я приказал ответить, что „по изыскании потребных на то средств“. /…/ Больше об этой затее Палицына никогда не было речи; правда, что отношения с Англией совсем изменились, и разруха в стране заставила бросить на ряд лет мысль об усилении армии» [695] .
695
Там же, с. 444-446.
К Палицыну и обратился Витте. Выяснилось, что Палицын действительно был ознакомлен царем с текстом договора, притом – дважды. Отсюда Витте сделал очевидно правильный вывод, что и Николай Николаевич должен знать суть Бьеркского соглашения – если не от царя, то от Палицына. Тогда Витте напросился на встречу с великим князем.
Николай Николаевич ничем не показал того, что уже знаком с Бьеркским договором – понятно, почему: тогда бы ему пришлось объяснять Витте, почему он сам, Николай Николаевич, ничего против этого договора не имел. Так и осталось неясным: было ли это по несообразительности или потому, что великий князь был вполне посвящен в коварные замыслы императоров и разделял их. Теперь же его поймали за руку.
Витте сделал упор на бесчестности договора по отношению к Франции, апеллировал к гвардейской чести великого князя, а, главное, предупреждал, что позор за бесчестие может пасть на царя. При этом Витте уверял, что положение легко исправить, т.к. Ламздорф наверняка найдет формальные поводы для расторжения договора – дело лишь за согласием царя. Хитрый Витте просил именно великого князя проявить инициативу перед царем, поскольку возбуждение подобного вопроса, якобы, не соответствовало служебному статусу самого Витте – всего лишь председателя Комитета министров.
Николай Николаевич согласился, и это уже было победой Витте – он сталкивал царя с великим князем лоб в лоб!
В результате демарша Николая Николаевича в Петергофе собрались: царь, великий князь, Ламздорф и Витте. Никто из участников совещания позднее не поделился его подробностями – и не случайно. Ведь как бы по форме не проходила беседа, но по существу обсуждался бесчестный поступок царя – не более и не менее. Царь, выступая один против троих, как всегда в подобных ситуациях, позорно спасовал. При этом, разумеется, выяснилось, что расторгнуть договор совсем не так легко – никаким иным соглашениям и
В письме, отправленном 24 сентября 1905 года, Николай II вынужден был лепетать: «У меня тогда не было при себе всех документов. Наши отношения с Францией исключают возможность столкновения с ней... Если она откажется [присоединиться к договору], редакция договора должна быть изменена» [696] . Выбирая между бесчестием в глазах всего мира, которым грозили участники петергофского совещания, и бесчестием в глазах одного только Вильгельма, российский император предпочел второе.
696
С.С.Ольденбург. Указ. сочин., с. 307.
Вильгельм сухо отвечал в том духе, что «что подписано – то подписано» – и формально был совершенно прав: договор не имел никаких юридических изъянов. Поэтому его так никто никогда не исправил и не отменил. Он отпал сам собой, когда летом 1914 года Германия объявила войну России – это также не противоречило никаким международным соглашениям, включая и Бьеркский договор.
Но Вильгельм прекрасно понял, что дело не в договоре, а в том, что его гениальный замысел разгрома Франции (на который прямо намекает одна из фраз в процитированном фрагменте письма Николая к Вильгельму) безнадежно провалился – необходимой поддержки российского правительства нет и не будет.
Вильгельм попытался выждать, сохраняя подчеркнуто лояльное отношение к царскому правительству вплоть до конца 1905 года, но начавшаяся после этого конференция по Марокко лишила его остатков иллюзий – Россия твердо заняла антигерманскую позицию.
Несмотря на множество последующих личных встреч, доверительные отношения между императорами так никогда и не были восстановлены. Это сыграло роковую роль летом 1914 года, когда только доверие между ними (если бы оно имело место) могло остановить нарастающий поток событий, ведущих к мировой войне. Таким образом, петергофское совещание, заставив Николая пойти на разрыв с Вильгельмом, было судьбоносным и решающим шагом на пути и к революции 1917 года в России, и к революции 1918 года в Германии, и, что оказалось самым важным для главного участника этого совещания, на пути в подвал дома купца Ипатьева в Екатеринбурге.
Витте попытался сохранить хорошую мину при плохой игре, отправив 25 сентября письмо Эйлендорфу (т.е., по существу, Вильгельму II) о своей солидарности с Бьеркским договором и о том, что последний встречает лишь «некоторые препятствия». Едва ли сам Витте мог надеяться таким образом сохранить симпатии к себе у германского императора.
Витте, показав Вильгельму, что тот должен был договариваться с ним, а не с царем, возможно, и удовлетворил собственное самолюбие, но слишком дорогой ценой. При менее крутом подходе можно было бы, вероятно, сохранить приличные отношения с Германией – и не обязательно ценой военного разгрома Франции. Но Витте фактически и не пытался отыскать другое решение.
Позже Витте должен был признать, что его собственная генеральная идея создания континентального союза была похоронена охлаждением отношений с Германией осенью 1905 года. После Ламздорфа, уволенного в апреле 1906 года, руководство внешней политикой России перешло в руки признанных англоманов А.П.Извольского и С.Д.Сазонова.
Петергофское совещание развезло пропасть между Вильгельмом и Николаем. Но не меньшая пропасть возникла и между царем и остальными двумя участниками совещания: простить испытанное унижение Николай, конечно, не мог.