Заговор Тюдоров
Шрифт:
– Другого выхода нет, – повторил я. – Либо вы, либо Дадли. Спасти и его, и себя вы не сможете.
– Дай мне подумать! – вскинула она руку и отвернулась.
Снаружи донеслись голоса, сопровождавшиеся стуком дерева о камень. Конюшенные мальчики улюлюкали, женщины едко огрызались в ответ, и, прислушиваясь к этой перепалке, Елизавета выпрямилась и расправила плечи. Она вновь повернулась ко мне, взгляд ее стал отрешенным.
– Да будет так, – тихо проговорила она. – Поступай, как сочтешь должным.
Дамы, которых она отсылала, были уже почти в дверях; времени
– Где вы пропадали? Я едва не замерзла тут до смерти, дожидаясь вас. Силы небесные, сколько можно ходить за муфтой и перчатками!
Я различил виноватое бормотание дам, а затем торопливые шаги: они покинули конюшню вслед за принцессой.
Медленно, с дрожью я выдохнул. Елизавета подвергла себя опасности, чтобы спасти Дадли и свое право стать королевой Англии.
Впрочем, когда дело дошло до выбора между жизнью Дадли и своим будущим, она, как я и ожидал, выбрала второе.
Саутуарк
Глава 9
Мне понадобилось время, чтобы овладеть собой. Я слышал, как Елизавета громко окликает конюшенных мальчиков:
– Вернитесь лучше к работе, пока старший конюх не увидал, как бессовестно вы тут транжирите мои денежки! И помните: я желаю, чтобы моему коню давали лучший фураж, а не то дешевое сено, которым вы потчуете всех дворцовых лошадок. Да принесите на ночь побольше одеял, потому что мой Кантила – нежное создание, привыкшее к куда более солнечному климату, чем наш. Если с ним что-нибудь случится, вы у меня попляшете!
Слушая, как мальчишки хохочут от души и обещают сделать все, как она велела, я не смог сдержать улыбку. Даже в величайшей опасности Елизавета заботилась о своем Кантиле, дорогом арабском скакуне, которого баловала, как дитя. Кроме того, принцесса мудро сеяла повсюду, где могла, семена будущей преданности. Эти мальчишки отныне станут ее добровольными рабами: ведь она дала им деньги, чтобы пьянствовать и предаваться азарту в часы работы.
Сейчас эти лоботрясы с топотом разбежались по стойлам, чтобы наконец заняться делом. Никто не обратил на меня внимания, когда я, стряхнув с носа соломинку, отправился к моему Шафрану. Конь приветливо фыркнул и принялся обнюхивать мой плащ в поисках сушеных яблок, которые я обычно приносил с собой. Сегодня я забыл заглянуть в кухни за угощением, а потому извинился перед возмущенно замотавшим головой Шафраном и оглядел ранку на лбу под челкой, о которой упоминал Перегрин. Ранка уже заживала – простая царапина. Шафран был вполне готов к верховым прогулкам.
В эту минуту в стойло ворвался Уриан и бросился ко мне, возбужденно лая. Обернувшись, я увидел Перегрина, вцепившегося в поводок пса; глаза мальчишки сияли, а волосы были растрепаны. Как бы он ни старался привести себя в порядок, но, проведя лишь пару часов без моего присмотра, неизменно выглядел так, словно угодил в ураган.
– Ну
– Неважно. – Я смерил его взглядом. – Ты что-нибудь узнал?
Он кивнул, понижая голос до шепота:
– На той лошади, которую держит наготове Тоби, Кортни посещает бордель под названием «Соколиное гнездо», что на том берегу Темзы, в Саутуарке, возле Бэнксайд-стрит. Он втюрился по уши в одну тамошнюю шлюшку и сегодня вечером снова отправится туда. Нынче утром он заплатил Тоби.
Я мрачно кивнул, беря в руки потник и уздечку Шафрана.
Лицо Перегрина вытянулось:
– Ты что, недоволен?
Седлая коня, я отозвался как можно мягче:
– Ты справился прекрасно, но больше ни о чем не проси. Все остальное я сделаю сам.
– С чего бы это? – насупился Перегрин. – Я вызнал для тебя нужные сведения и…
Я круто развернулся, цепко ухватил его за ухо, вызвав приглушенный протест, и тихо проговорил:
– Потому что я так сказал.
С этими словами я разжал пальцы, и Перегрин потер ухо.
– Больше никакой самодеятельности. Понятно?
– Да, хозяин, – пробурчал он.
Я оседлал Шафрана, и, когда взялся за поводья, Уриан заскулил.
– Она обожает пса, – сказал я. – Накорми его как следует перед тем, как оставить на псарне. Я буду ждать снаружи.
Я вывел Шафрана из стойла. За время, что я провел в конюшнях, мороз стал еще крепче. Снова пошел снег. Ледяной порывистый ветер щипал лицо. Ежась от холода, я повел Шафрана кругами по внутреннему двору, чтобы размять его перед поездкой. Сам я закутался в плащ и как можно ниже надвинул на голову капюшон. Обязательно нужно будет раздобыть новую шапку.
Из конюшен вынырнул Перегрин. Я забросил его на спину Шафрана и сам сел в седло.
– Что ж, – сказал я, – поедем поищем это «Соколиное гнездо».
Перегрин устроился позади, крепко обхватив меня за талию. Я направил Шафрана через парк, примыкавший к дворцу, и, когда громадный лабиринт Уайтхолла остался позади, пустил коня неспешным галопом. Нагие деревья сгибались под тяжестью свежевыпавшего снега; я наслаждался видом открытой местности, и ее мирная белизна напоминала мне о Хэтфилде.
Сесил ошибался. Может, я и прирожденный шпион, однако ни за что в жизни не выбрал бы по своей воле этого ремесла.
Выехав на Грейс-Черч-стрит, мы углубились в город, теснившийся на берегах Темзы. Впереди замаячил окаменелый хребет Лондонского моста, подпираемого двумя десятками каменных быков. Никогда прежде я не был на этом мосту и дивился тому, сколь огромную тяжесть он способен выдержать. Под нами простиралась застывшая река, совершенно лишенная привычных признаков жизни – лед на мелководьях был уже такой толщины, что дети катались по нему на самодельных костяных коньках. Я увидел тощего пса, который с лаем носился вслед за ними; увидел парочки, гулявшие рука об руку по неровному заснеженному берегу, и разносчиков, вовсю расхваливавших горячие пирожки, – неожиданно радостное зрелище подбодрило меня.