Заговор Ван Гога

Дэвис Дж. Мэдисон

– Насколько я помню, Тито пытался захватить полуостров как раз возле Триеста, – сказала Эсфирь. – Трумэну с Черчиллем пришлось его занять, чтобы эта территория осталась в границах Италии.

– Твоя мать что-нибудь рассказывала, кто именно руководил этим лагерем?

– Кажется, жаловалась на английскую еду, но… Может, англичане просто поставляли туда провиант? Еще она упоминала про итальянских охранников, которые тайком пронесли для нее обувь и более-менее приличное платье. Должно быть, то самое, что на снимке.

– Какие-нибудь имена помнишь?

Эсфирь закрыла глаза, но в ее памяти ничего не всплыло.

– Просто

«итальянцы». Ей было очень трудно говорить о тех годах. И рассказывала она как раз про все эти маленькие знаки доброты и милосердия. Наверное, чтобы доказать мне и самой себе, что в людях всегда остается хоть что-то человеческое. Ведь после всего, что ей пришлось пережить, в этом легко усомниться.

– Возможно, нам удастся идентифицировать того итальянца, что стоит на фотографии… – Хенсон прищелкнул пальцами. – Слушай, а как насчет твоего детского снимка? Ты уверена, что это ты?

– Ну да. Надпись на обороте очень похожа на почерк моей матери.

– Но ты не уверена на все сто?

– Говорю же, почерк ее. И прежде чем ты начнешь цепляться за другие соломинки, скажу, что на снимке нет ничего, кроме маленького ребенка в чепчике и башмачках.

Хенсон вздохнул.

– Да, ты права. Я действительно цепляюсь за соломинки. Просто боюсь, что все наши шансы разобраться в этом деле вылетели в чикагское небо вместе с дымом.

– Еще остается Ван Гог, – возразила Эсфирь. – Ворованный или поддельный, все равно: им интересуется масса людей. Если бы удалось проследить за…

Хенсон показал пальцем в окно.

– Вот она, наша гостиница.

Он потянулся за бумажником и замер.

– Черт! Я забыл поменять деньги!

– Ох, мистер Хенсон, я начинаю в вас сомневаться, – вздохнула Эсфирь.

Глава 12

СБОР ЭКСПЕРТОВ

На следующий день, все еще неважно себя чувствуя после перелета, Эсфирь с Мартином взяли такси до Рийксмузеума Ван Гога. У охранника при входе в полуподвальную аудиторию почти не оказалось акцента:

– Извините, сэр, сюда допускают только прессу.

Хенсон показал свои документы и придвинулся вплотную, чтобы никто из посторонних не услышал его объяснений. Охранник подумал и сказал:

– Вам все же лучше пройти в соседнюю дверь.

Хенсон же на это просто поблагодарил, схватил Эсфирь за локоть и потащил ее в бурлящее море журналистов. Фотографы из самых разных международных агентств новостей пихались локтями, отвоевывая себе побольше места, в то время как телеоператоры изрыгали ругательства на поистине вавилонском смешении языков и наречий, когда чья-то спина закрывала им облюбованную точку съемки. Пара ослепительных юпитеров вспыхнула почти одновременно на дальней стороне зала, где японский журналист и телеведущий от Си-эн-эн готовились начать свои репортажи. Хенсон с Эсфирью добрались до барьера и там вступили в утомительные переговоры с охранниками, пока наконец с подиума не сошел Антуан Жолие, жестами показывая, что этих двоих можно пропустить.

Антуан протянул руку.

– Очень рад видеть вас вновь, мисс Горен.

– Я подожду сзади, – сказала она.

– Для вас во втором ряду зарезервированы места. Я настаиваю.

– Спасибо, – сказал Хенсон.

– Кажется, нас ждет изрядная перепалка, – сообщил Жолие, потирая руки.

– Вот как? – нахмурился Хенсон.

Жолие

презрительно усмехнулся.

– Там, где есть два эксперта, найдется место для семи различных мнений. C'est toujours да! [6]

6

Оно всегда так! (фр.)

– А у нас в Израиле говорят: «Два еврея – три политические партии», – сообщила Эсфирь.

– Поверьте мне, дорогая мисс Горен, эксперты куда хуже!

– Как насчет экспертов-евреев?

– Ха! – Жолие одобрительно прищелкнул пальцами и тут же обернулся к боковой двери, увидев входящего мужчину, импозантного, чуть ли не профессорского вида, седовласого и с галстуком-бабочкой. – Прошу прощения, это лорд Хазельтон.

Антуан поспешил ему навстречу.

– Еще не хватало, чтобы они принялись спорить насчет ее подлинности, – заметил Хенсон. – Вот тогда мы точно концов не найдем.

– Я все же перейду назад, – сказала Эсфирь.

Он наклонился поближе.

– Камеры смотрят не на тебя, да и в любом случае ты просто турагент. Не забыла еще?

Эсфирь взглянула на своего спутника, озадаченная неожиданно серьезной ноткой в его голосе. Похоже, она постоянно его недооценивает, принимая за чрезмерно оптимистичного американца с мальчишескими повадками.

Хенсон застенчиво улыбнулся.

– Или, скажем, ты моя подружка, – прошептал он. – Эй, не надо так смотреть! К тому же моя репутация только выиграет. Считай это жестом благотворительности с твоей стороны.

– Я тебе покажу благотворительность… – сердито ответила она.

– А потом, стоя сзади, ты будешь слишком заметна.

Они заняли свои места, и тут на подиум начали выходить эксперты, пожимая друг другу руки. Двое даже обнялись, словно долгое время не виделись. А еще кое-кто, по-видимому, старался избежать любого контакта со своими коллегами, с нарочитым видом изучая повестку дня сквозь узенькие очки. Среди присутствующих в аудитории Эсфирь заметила адвоката от Якова Минского, беседовавшего с элегантным мужчиной, который отличался хищным носом. Наверное, тоже адвокат, только европеец. Кроме того, она насчитала шесть агентов безопасности в штатском, расставленных между авансценой и публикой. И разумеется, картину дополняли полицейские в униформе, маячившие возле дверей и по углам подиума.

– Н-да, охрана у них как для главы государства, – сообщила она Хенсону.

– Это Ван Гог, – ответил тот. – Он куда важнее государственных мужей. Как поется в песне, мы до сих пор пытаемся понять, что нам сказал Винсент.

– В песне?

– Ты не слышала? «Звездная, звездная ночь»? Дон Маклин? [7]

Судя по тону, такую песню полагалось знать всем и каждому. Может, дело в утомительном перелете, но в голове девушки ничего не всплывало. Она озадаченно посмотрела ему в лицо.

7

Американский кантри-поп-певец, прославился песней «Американский пирог», которую позже перепела Мадонна. Пик популярности Маклина пришелся на семидесятые годы.