Заговорщики. Перед расплатой

Шпанов Николай Николаевич

За эти годы не только побелели виски Джойса, но серебряные нити пронизали и всю его курчавую шевелюру. Бывали минуты, когда он сам себе начинал казаться стариком. Правда, такие минуты бывали нечасты. Стоило его пальцам, по-прежнему гибким и проворным, притронуться к струнам любимого банджо, как забывалась седина и голос звучал по-прежнему уверенно и звонко.

Впрочем, чаще, чем со струнами, его пальцы встречались теперь с металлическими частями моторов и самолетов.

Девять лет Джойс провел в народных войсках, странствовал по западным и северным провинциям Китая вместе со школой

командиров, выполнял все обязанности, какие возлагала на его плечи жизнь.

В первые годы этих странствований Джойс при каждом удобном случае справлялся, не знает ли кто-нибудь местонахождения госпиталя, в котором работает приехавшая из Америки китайская фельдшерица Кун Мэй.

– Такая красивая, с родинкой над переносицей, – неизменно прибавлял он, как если бы эта примета могла освежить чью-либо не в меру короткую память.

Наконец Джойс потерял надежду отыскать Мэй и перестал справляться. Для него было неожиданной радостью, когда он однажды обнаружил Мэй в одном из госпиталей Народно-освободительной армии.

Но долгожданная встреча не принесла Джойсу утешения: перед ним была не та Мэй, с которой он однажды ночью расстался в Улиссвилле. Вместо неуверенной и в себе и в своем будущем девушки он увидел врача, исполненного энергии и веры в свое дело и в свои силы, человека с окончательно сформировавшимися взглядами на жизнь и с ясной судьбой. Джойсу даже почудилось было, что Мэй забыла свое прошлое.

– Мне хочется, – мечтательно сказала она Джойсу при их первой встрече в Китае, – когда-нибудь вернуться в Штаты, чтобы рассказать американцам не только о том, как они виноваты перед китайским народом, но на примере китайцев доказать им, что значит вера в силы народа, в силы революции, в победу над эксплуататорами, когда народ бесповоротно решает сбросить их со своей шеи…

После этой первой встречи Мэй, по просьбе Джойса, получила перевод в санитарную часть школы. Но и Джойс и сама Мэй очень скоро поняли, что это было ненужным шагом. Джойс не сразу решился взять ее руки в свои. А когда взял, то ее маленькие, загрубевшие от непрестанного мытья ладони безучастно лежали в его больших черных руках.

Скоро Мэй попросила перевода обратно в действующую армию. Ее сделали врачом формируемого авиационного полка – первой боевой воздушной части Народно-освободительной армии Китая…

Глядя на юг, где был расположен авиационный полк, Джойс думал о Мэй, и ему казалось, что дело вовсе не в том, что между ним и ею порвалась какая-то нить, а просто они отвыкли друг от друга и, может быть, он не нашел слов, которые должен был ей сказать. И вот сегодня, когда он снова увидит ее здесь, непременно найдет эти слова. Все станет на свои места.

На юге, где небо, сливаясь с землею, переходило в желтовато-зеленую мглу, нет-нет, и в косом луче солнца вспыхивала полоска Ляохахэ. В ее долине прятались аэродромы полка. Острый глаз негра различал на желтом склоне горы темные норки пещер, служивших летчикам жилыми и служебными помещениями.

Джойс сидел ссутулившись, втянув голову в плечи. Над его головой целым облаком висели комары. Их гудение было единственным звуком, который негр слышал сейчас в этой мертвой долине. Напрасно он то и дело с досадою взмахивал рукою, – комары

не улетали. От их уколов зудели лицо, шея, руки. Не спасал от них и заправленный под фуражку платок. Насекомые жадно облепили каждый клочок незащищенного тела, жалили сквозь платок, забирались за воротник рубашки, в рукава. Их уколы заставляли механика то и дело ударять себя по лицу, размазывая кровь.

С запада, куда убегала желтая лента дороги, давно уже пора было появиться попутному грузовику, на котором Чэн должен был догнать Джойса. Машина, довезшая самого механика, не могла намного опередить этот грузовик.

Между тем прошел уже целый час, как негра высадили тут на съедение комарам, а летчика все не было.

Если бы Джойс не уговорился с Чэном ждать его тут, солнце и комары давно прогнали бы его с холма, и он отправился бы к виднеющимся вдали пещерам.

Наконец на западе взметнулось желтое облачко, неожиданное и кудрявое, как дым от взрыва. Оно росло, растекалось вдоль горизонта, потом изогнулось змеей и повернуло к холму, на котором сидел Джойс. Негр сошел к дороге и поднял руку.

Машина, скрипя тормозами, остановилась. Джойс с трудом различил ее очертания в облаке пыли: серо-желтой была вся машина – от радиатора до колес. Только болтавшаяся возле кабины шофера камера с запасной водой алела мокрой резиной. Через минуту грузовик тронулся и снова исчез в вихре тонкой лессовой пыли. Джойс увидел стоящего посреди дороги Чэна.

Летчик не спеша вынул платок, отер лицо и посмотрел на грязный след, оставшийся на полотне.

– Помыться бы… – со вздохом проговорил он.

– Ванны пока еще у янки.

После короткого молчания Чэн сказал:

– А знаете, кого я сегодня тут увидел? Смотрю, кто-то пылит на японской керосинке, пригляделся… Как думаете, кто?

– Я тугодум.

– Фу Би-чен!

– Фу? – Джойс в недоумении пожал плечами. – Наш бывший командир, ваш незадачливый ученик?

– Да, наш «пехотный летчик» собственной персоной.

– Наверно, работает здесь по административной или по хозяйственной части. Небось, характеристика, что вы ему дали в школе, навсегда отбила у него охоту летать.

– Вы говорите так, словно я получил от этого удовольствие. Должен сказать, что каждый неудачный ученик для нашего брата, инструктора, – большое огорчение!.. Списывая его из школы, я выполнял свой долг.

– Значит, все-таки на протекцию по хозяйственной линии тут рассчитывать не приходится, – шутливо проговорил Джойс.

Пока они прошли расстояние, оставшееся до пещеры штаба, Чэн успел перебрать в памяти все, что было связано с учлетом Фу Би-ченом. Пожалуй, из всех «трудных» курсантов, которые прошли переподготовку за время его инструкторской работы, этот был самым «трудным». И не потому, что, как некоторые другие учлеты, Фу был лишен данных, необходимых летчику вообще и истребителю в частности; напротив, он быстро вспомнил теоретические предметы, в воздухе машина была ему послушна, отработка сложных фигур высшего пилотажа всегда оценивалась у Фу отметкой «отлично». Но этот ученик, еще прежде, чем он получил хороший авиационный боевой опыт, дающий право высказывать свои суждения, заговорил о собственной «теории» воздушного боя!