Заградотряд времени
Шрифт:
— Однофамильцы, значит. А это, — механик указал рукой на невысокого черноволосого парня, — стрелок-радист, Зырянов Алексей.
— Ты откуда, друг?
— Из Ярославля.
— Надо же, и я из Ярославля. Значит, мы не только однофамильцы, но и земляки еще!
— Ты на какой улице жил?
— На Речной.
— А я — на Революционной.
— Так это же недалеко. Могли даже и встретиться.
— Могли, да здесь встретились.
— Ты вот что, командир, пройди к компохозу, получи комбинезон
— Да и так уже шишек столько на голове набил!
— Зырянов, проводи командира, я машину проверю.
Алексей проводил меня к компохозу, где я получил темно-синий комбинезон и шлемофон. А на обратном пути меня увидел усатый сержант Кривохатько.
— Боец, ко мне! Ты почему из отделения сбежал? Говорят, в атаке ты на танке, в десанте был — видели тебя, а потом пропал. Я уж было думал — убили. А ты живой.
— Меня комбриг в танкисты перевел.
Сержант сокрушенно покачал головой:
— Жаль, и так в отделении только трое бойцов осталось.
И пошел дальше.
Я переоделся у танка в комбинезон, натянул шлем и почувствовал себя в своей тарелке. Ребристый шлем на голове, танк рядом, соляркой пахнет — что еще танкисту надо? Неожиданно в голове всплыл мотивчик:
Да у тебя же мама — педагог, Да у тебя же папа — пианист, Да у тебя же все наоборот, Какой ты на фиг танкист?Подбежал маленького ростика танкист в таком же, как на мне, комбинезоне:
— Снаряды брать будешь?
— Конечно.
— Сейчас телегу подгоню.
Я залез в башню, пересчитал оставшиеся снаряды.
Подъехала самая настоящая крестьянская телега со снарядным ящиком. Мы втроем погрузили три десятка снарядов в башню, разместили их в боеукладке.
— Алексей, пулеметные патроны возьми.
Алексей принес цинк с патронами.
Телега уехала.
— Это замкомбрига по вооружению был, — запоздало сказал Алексей. — Так бы шустро еще начпрод наш шевелился. Жрать пора, а кухней и не пахнет.
Кухня подъехала почти к вечеру. Нам привезли сильно запоздавший обед и вместо ужина — сухпаек. Налили по сто грамм фронтовых. И спал я почему-то в эту ночь спокойно, как у себя дома, когда не было войны.
А утром, когда умывался у ручья, возникла неожиданная и потому немного бредовая мысль: а может, однофамилец — мой родственник? Фамилия та же, сам из Ярославля, и самое главное — он Петр. А деда, могилу которого я искал, тоже звали Петром. И у моего отца отчество, естественно, Петрович. Не слишком ли много совпадений? Ладно, поговорить поподробнее с ним надо, скажем, после завтрака.
А после завтрака все втроем
Все сидели, переваривая услышанное. По названиям сданных немцу городов картина складывалась неутешительная.
После занятий политрук отпустил всех, кроме меня.
— Садитесь, товарищ Колесников.
Я уселся на траву, капитан — напротив.
— Как мне сказал комбриг, вы у нас в бригаде человек новый.
— Так и есть.
— Коммунист?
— Нет.
— Жаль. Вы теперь командир танка, а линию партии не поддерживаете.
— Почему не поддерживаю? Главная задача партии — организовать народ на борьбу с гитлеровским захватчиками. Я правильно понимаю?
— Правильно.
— Ну, так я же не в тылу на продовольственной базе отъедаюсь.
— Вот, проявили себя в боях — надо подумать и о вступлении в ряды большевиков. Комбриг сказал — на вашем счету три уничтоженных фашистских танка.
— Так и есть.
— Вот! — Замполит поднял палец. — Стало быть, о смелых и решительных действиях вашего экипажа надо написать в бригадной многотиражке.
— Мне кажется — рано еще, недостоин я пока.
— Ну, мне, как представителю партии, лучше знать, кто достоин, а кто — нет.
Замполит поднялся и ушел.
Я направился к танку.
— Чего он от тебя хотел? — вытирая испачканные руки ветошью, поинтересовался Петр.
— В многотиражку статью предлагал написать — о нашем экипаже, а еще о вступлении в ряды ВКП (б) со мной говорил.
Алексей и Петр переглянулись.
Внезапно раздался крик:
— Воздух!
Вдалеке, довольно высоко, появились темные точки. Не преодолев нашу, прямо скажем — жиденькую оборону — с ходу, немцы решили бросить на нас авиацию.
— В окоп!
Недалеко от танка я видел окопчик. Маловат он был на троих, но уместились.
Точки приближались, превратившись в немецкие самолеты.
Издалека я уже видел, как бомбили немецкие пикировщики, но сам под бомбежку попал впервые.
Ведущий пикировщик Ю-87, позже прозванный на фронте «лаптежником» за неубирающиеся шасси, свалился в пике. Ревел мотор, для психологического давления летчик включил сирену, затем к этой какофонии присоединился нарастающий свист падающих бомб.
Два взрыва грохнули недалеко, похоже — на позициях артиллеристов.
И началось: один пикировщик заходил на цель, сбрасывал бомбы, его место занимал другой. И снова — рев моторов, звуки сирены, вой бомб, взрывы…
Пыль и черный дым затянули наши позиции. Жутковато!