Закат техномагов-3: заклиная Тьму
Шрифт:
Цакицак установил для своей ученицы Гекубы, находившейся на стадии кризалиса, изматывающий режим тренировок. Каждое утро Гален проходил мимо маленькой комнатки, где они занимались. Естественно, им обоим не было известно, что их занятия бессмысленны. Через год, когда настанет время следующей ассамблеи, Гекуба не станет магом, ни один ученик не станет магом. У магов больше не было биотека, чтобы имплантировать его в тела учеников, – этого мерзкого дара Теней, становившегося частью организма и внушающего их устремления ученикам, мечтавшим нести миру красоту и магию.
Гален шел дальше, но гневный голос Цакицака продолжал доноситься до него.
– Ты не концентрируешься! Я устал от твоей лени!
Гален ускорил шаг. «Двадцать. Тридцать семь».
За очередным изгибом
Гален надеялся погулять в одиночестве, но на это трудно было рассчитывать вне зависимости от времени суток. Продолжая идти вперед, он максимально сдвинулся вправо, давая ей возможность беспрепятственно разминуться с ним. Запертые в ограниченном пространстве маги настолько деградировали, что даже не стоящий выеденного яйца спор по поводу того, кто кому должен уступить дорогу, мог привести к вспышке насилия.
Она подняла глаза, увидела его, опустила глаза, потом снова взглянула на него. Ее реакции были явно заторможенными.
Гален кивнул. Он научился сохранять отстраненность, находясь в обществе других. Ничего не оставалось, как пройти мимо, не обращая внимания, делая вид, ничего особенного не происходит. Он уже привык старательно изображать это. Хотя магам не было известно о его подвигах у Предела, они каким-то образом чувствовали, что он вернулся изменившимся, что он больше не такой, как они. Поэтому они легко привыкли к тому, что он избегает их общества. Когда кто-либо случайно натыкался на него поздно вечером или рано утром, большинство из них слегка терялись, будто повстречались с привидением.
– Гален, – Цирцея остановилась, когда он практически поравнялся с ней.
Он тоже неохотно остановился.
– Цирцея.
Ее глаза были скрыты тенью от полей шляпы, и Гален заметил, что смотрит на ее губы. Хотя Цирцее было чуть больше сорока, вокруг ее рта залегли глубокие морщины, верхняя губа была изрезана тонкими складками – уничтожение места силы сказалось на состоянии ее здоровья.
– Глазам не верю. Я тебя несколько месяцев не видела, – сказала она. – Любопытно, что это случилось именно сегодня.
Гален не знал, что такого особенного в сегодняшнем дне.
– Я занят по вечерам.
– О, да. Круг поручил тебе важное задание. Наблюдать за происходящим во Вселенной. Докладывать им обо всем, что видишь. Такая работа не оставляет свободного времени.
– Я убиваю время, как и все мы.
– Ты встречаешься с ними сегодня, не так ли? Я имею в виду Круг.
– Да.
Он встречался с ними раз в неделю.
– Должно быть, ты чувствуешь, что тебе оказана большая честь.
– Я просто делаю то, о чем они меня просили.
Она скрестила руки на груди, спрятала кисти в рукава.
– Скажи мне, когда ты стоишь там, перед ними, что ты чувствуешь? Ты никогда не мечтал о том, чтобы однажды быть избранным в члены этой уважаемой группы?
– Нет, – ответ Галена прозвучал излишне резко, и он понял, что должен еще что-то добавить к своим словам. – Я никогда не смогу делать то, что делают они.
Он никогда не сможет лгать тем, кому должен служить, бессмысленно подвергать их жизни опасности, преподносить им под видом дара то, что несет в себе семена уничтожения. Биотек эхом ответил на вспыхнувший в нем гнев.
Гален выкинул эти мысли из головы, заставил себя продолжить выполнять упражнение. «264».
Губы Цирцеи растянулись в улыбке.
– Крайне необычно, что ученик одного из членов Круга не стремится войти в Круг.
То, что сама Цирцея желала этого, было общеизвестно. Но было странно, что она спросила о том, желает ли он этого. Как бы там ни было, он был слишком молод для того, чтобы задумываться об этом.
– Я к этому не стремлюсь.
– Неужели? Ну да, я и забыла, что Элрик тебе не настоящий учитель. Он просто взял тебя после смерти твоего отца. Твоя линия никогда не удостаивалась места в Круге. Я могу понять, почему ты не чувствуешь себя достойным исполнять столь важные обязанности.
Гален не желал думать о своих родителях.
– Я определенно не гожусь для этого.
– Твоя скромность воспринимается очень свежо.
– Это не скромность, а правда.
Цирцея наклонила голову, и тень от высокой шляпы совсем скрыла ее лицо.
– Конечно.
Он воспринял это, как признак окончания разговора.
– Прошу прощения, – сказал он и продолжил свой путь.
Гален добрался до столовой и вошел внутрь. Столовой служила просторная комната, расположенная в самом центре тайного убежища, но даже такие размеры приносили слабое облегчение после давящей тесноты. В столь ранний час огромный зал был пуст. Столы и стулья из темного дерева выстроились ровными тихими рядами. Кто-то позаботился о том, чтобы хотя бы здесь можно было отдохнуть от чрезмерной строгости, царящей во всех остальных помещениях их поселения. На стенах горели руны Кодекса, между ними в хаотичном порядке были начертаны загадочные диаграммы и образцы искусства техномагов, на дальней от входа стене сияло голографическое изображение Вирден – основательницы Круга, создательницы Кодекса и непревзойденного мастера контроля. Она стояла, вытянув руки и расправив жесткие золотые крылья, будто ее запечатлели в момент создания какого-то невероятного волшебства. [2] В воздухе витал знакомый запах гари. Пока Гален шел к кухне, располагавшейся в дальней от входа стороне зала, он заметил на стенах несколько свежих ожогов. Крупные черные отметины образовывали неровную линию между руной солидарности и портретом Вирден. Биотек забурлил внутри него, Галена начал бить озноб, как при легкой лихорадке. Он отвернулся и, испытывая неприятное ощущение, скрестил руки на груди. Драки между магами стали теперь ежедневным явлением.
2
Непоследовательность автора: ранее утверждалось, что, по сведениям техномагов, у таратимудов не было рук, только крылья. – Прим. ред.
«2 059. 4 108».
Прибыв в тайное убежище, некоторое время они вели себя так, будто ассамблея продолжалась: организовывали рабочие группы, проводили лекции. Они пытались сохранить ощущение товарищества, которое позволяло большинству магов выдерживать это испытание в течение тридцати пяти дней раз в три года. Но, спустя несколько месяцев все поняли, что больше не в состоянии притворяться. Они стали заключенными в тюрьме, построенной их собственными руками, они не могли основать для себя место силы, не могли делать то, чего желали. Групповая деятельность угасла, всеобщее раздражение нарастало, драки сотрясали их хрупкий мир.
Одновременно с этим старые маги, уничтожившие свои места силы, слабели и умирали. В первый год их пребывания здесь каждую неделю кто-то умирал. Теперь раз в две или три недели. Магами завладело чувство обреченности и отчаяния. Влияние опытных магов, сдерживающее молодых, постоянно слабело, и маги вели себя все более сумасбродно и недисциплинированно.
Жизнь в изгнании, в тесноте замкнутого пространства в течение почти двух лет, вероятно, довела бы до конфликтов не только магов. Но их положение было гораздо более сложным. Маги плохо уживались друг с другом, и на то была серьезная причина – они являлись агентами хаоса и уничтожения. Они быстро впадали в ярость и, не задумываясь, отвечали ударом на удар. Они не были созданы для того, чтобы жить среди себе подобных, им следовало обитать среди своих жертв. Они были созданы для того, чтобы не сотрудничать с другими, а доминировать над ними. Они должны были преследовать свои собственные цели, вести свою вендетту, удовлетворять свои капризы. Программа, заложенная Тенями, постоянно подталкивала их к действиям, и, хотя маги могли сопротивляться ей, делать это с каждым днем становилось все труднее. Все больше магов доходили до состояния, в котором они могли в любой момент потерять контроль. Гален чувствовал, что очень скоро произойдет взрыв. Возможно, они смогли скрыться от всей галактики, но им не скрыться от самих себя.